Пока Дупель с Бариновым соревновались, кто кого переглядит, в мастерской Дутова художники в обстановке куда большей терпимости обсуждали предстоящую выставку.
- Значит, так получилось. Что ж. Покажу девять вещей, - говорил Дутов, глядя на свеженарезанный холст. Пинкисевич слушал и кивал.
- Это лучшее, что ты сделал, - благородный Пинкисевич, в отличие от большинства художников, всегда старался сказать коллеге приятное, если это не ущемляло его интересов.
- Дались эти вещи непросто, - сказал Дутов, - пришлось повозиться, честно говоря.
- Лиловый цвет интересный получился, - сказал Пинкисевич великодушно.
- Да, неожиданно так смешалось.
- Красиво вышло.
- Потекло вниз, а я тряпкой растер.
- Убедительная работа.
- В данном дискурсе, - заметил Дутов, - это наиболее адекватное высказывание. Я считаю это своим лучшим симулякром.
Слова Дутов употреблял так же легко, как краски. Он давно пришел к убеждению, что процесс думанья и беседы представляет из себя примерно то же самое, что и живопись - а именно самовыражение. Иначе говоря, можно подойти к этому процессу формально, подыскивая слова и мысли, а можно свободно употребляя слова и выражения в произвольном порядке. В его голове происходил такой же хаотический процесс, как и на холсте, но он относился к этому спокойно: рано или поздно, как и в случае с живописью, композиция сама оформится. Неподготовленный зритель, глядя на холст Дутова еще до того, как холст был нарезан на необходимые фрагменты, мог решить, что перед ним безответственная мазня; также и неподготовленный слушатель, силясь разобраться в словах Дутова, мог решить, что у художника в голове - каша. И то и другое было справедливо, но лишь отчасти: сам Дутов относился к этой каше с почтительным удивлением - подобно тому как из мешанины красок вдруг высверкивал пронзительный цвет, так и из мешанины слов нет-нет да и выворачивалось какое-нибудь значительное словечко. В целом он считал себя художником интеллектуальным, посещал лекции Розы Кранц и Яши Шайзенштейна, за ним закрепилась репутация художника думающего. Подле своих холстов Дутов любил порассуждать, справедливо полагая, что всякое искусство вызывает на диалог. Умственные слова пробуждали в нем тот особый трепет и энтузиазм, который он верил - возникает и у других людей, когда они слышат труднопроизносимые, но важные слова. Он не раз замечал, что люди, слушая интеллектуальные слова, испытывают совсем другие чувства, чем слушая слова неинтеллектуальные. Важно сказать как можно больше умственных слов, они сами собой отольются в нужную форму. Интеллектуальный трепет, который слушатель испытывает при звуке слова «симулякр» или «парадигма» имеет свое самостоятельное значение, вне зависимости от того, как эти умственные слова расставлены. Собственно, со словами можно обращаться как с красками: сначала сказать все подряд, а потом посмотреть, что вышло. Ведь не могут же они сложиться во что-то вовсе плохое? Когда Дутов открывал теоретические журналы, он убеждался, что именно так со словами и происходит: их пишут подряд, а потом они во что-то складываются и в целом производят нужный эффект.
- Интеллигибельная парадигма, - сказал Дутов, - не так была здесь важна, как собственно дискурс свободной воли. Так сказать, некий симулякр, который как бы транспонировался на холст.
- Легко написано, - согласился Пинкисевич. - На одном дыхании.
- В целом, - пояснил Дутов, - мне не составило труда редуцировать эту ювенильность.
- Вот как? - сказал Пинкисевич.
- В этом дискурсе, - уточнил Дутов, - важно не останавливать паттернальные алгоритмы.
- А каталог? - спросил Пинкисевич, переходя к прозаическим вещам. А транспорт? Страховка?
- Информационная поддержка, - спустился к прозе и Дутов, - со стороны издательского дома «Бизнесмен». Они же спонсируют каталог. Транспорт обеспечит, как бишь его? Вот черт, забыл. Ну этот, как его? В общем, - сказал Дутов, - художнику такие вещи знать необязательно. Это все Свистоплясова договаривается. Я лично далек от бизнеса. Мое дело, - и он показал на нарезанный холст, - дискурс свободы.
- Верно, - сказал Пинкисевич, - это не наше дело с бумажками возиться. Пусть кому там надо, те и занимаются. А там уж время рассудит.
И пока художники проводили границу меж горним и дольним, это горнее обслуживающим, предприниматели тоже разграничивали свои интересы.
- В твоих словах много правды, Вася, - сказал Дупель мягко, - президенту это не понравится. Скажу больше, это не понравится и мне самому, потому что я - член команды президента и не сделаю ничего, что ущемляло бы его интерес. Зачем же мне его расстраивать? Этого я делать не стану. Это сделаешь ты, кому ж еще?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу