М.К.Кантор - Учебник рисования, том. 2

- История, - сказал тем временем Луговой, - это суд.

- История - суд, - повторил за Луговым Рихтер, - я согласен. Но суд правых. Не думайте, что на суде истории вы будете прокурором. Нет! Вы будете на скамье подсудимых. И вы услышите приговор, и вас ввергнут в бездну, где плач и скрежет зубовный!

И Соломон Моисеевич Рихтер поднял руку жестом, исполненным величия, ветхозаветным, пророческим жестом. Казалось, Луговой должен обратиться в соляной столп, а квартира на Малой Бронной рассыпаться в прах, но этого не произошло. Луговой продолжал ухмыляться наглой самодовольной улыбкой, и стены его вальяжного жилья стояли крепко. Рихтер в некотором недоумении поглядел на свою руку и подождал - не случится ли чуда. Когда он протягивал руку у себя дома, на кухне, то ладонь его чудесным образом наполнялась то сыром, то бутербродом с колбасой. Так отчего же сейчас, когда пришла пора действовать, когда рука его должна обрушить проклятие на беса, отчего сейчас не происходит чуда?

Рихтер возвысил свой голос и сказал:

- Не будет у вас власти! То, что вы называете историей, есть единый миг - и он пройдет, сгинет без следа. И вы сгинете вместе с ним. И ваши злобные планы, и ваше тщеславие, и ваша гордыня - канут в забвение. Потому что нет другого права, кроме права завета, нет другой истины, кроме духа добра и справедливости! И наказаны будут грешники, возомнившие, что подменят завет своей ложью и корыстью! Проклятием великим прокляну вас!

И снова потряс Рихтер своей старой рукой в воздухе, но Луговой устоял - не испепелила его молния. Иван Михайлович смотрел на Рихтера и смеялся.

- Грядет четвертый проект истории, - сказал Рихтер. - Он близок! Вы испоганили искусство, мораль, науку, вы уничтожили три великих исторических проекта! Но грядет четвертый! Он сбудется. Не под силу вам его остановить. Иоанн Богослов возвестил о нем на острове Патмос, но говорю вам ныне: исполнится по слову его! Трепещи, мировой зверь, этот проект мировой истории тебе не по зубам! Все слезы невинных припомнятся тебе, все души загубленных восстанут из пепла, все праведники и невинно убиенные будут тогда вершить свой последний суд!

- А у вас неплохо получается! - сказал Луговой сквозь приступы лающего смеха. - Тренировались?

- Они спросили меня, поведу ли я народ за собой, - сказал ему Рихтер, - и я не колебался. Я знал, придет время - и я поведу людей! Теперь я уверен, пробил час!

- И вы действительно думали - нет, прошу вас, скажите! - Луговой продолжал смеяться. - Вы действительно думали, что сможете - смешно сказать - править? Нет, вы серьезно?

И Рихтер ответил:

- Но кто же, если не я? Да, разумеется, это мой долг. И власть принадлежит мне по праву.

- Вы сумасшедший, - сказал Луговой. - Вам лечиться надо.

Глядя на седого и сгорбленного Рихтера, на жалкого старика, которого он определил в сумасшедший дом, Луговой улыбнулся. Это была такая улыбка, что не отменяет серьезности диагноза, но показывает относительность бытия вообще. Вы сумасшедший, я здоровый, все в целом устроено забавно - вот что говорила эта улыбка. Чиновники часто так ухмыляются, подписывая бумаги, - и отчего бы им не улыбнуться. Улыбнулся и Луговой. И Рихтер улыбнулся ему в ответ. Странной была эта улыбка - Иван Михайлович не ожидал увидеть ее на больном лице старого философа.

Рихтер откинулся на стул и распрямил спину. Улыбка скользнула по его губам - легкая, надменная улыбка. Улыбка появилась неожиданно - и осветила лицо. И сила и молодость вдруг вернулись в облик Соломона Моисеевича. Точно сила, спавшая в старом теле, вдруг нашла выход и высветилась улыбкой на лице, точно величие, ленившееся обозначить себя, вдруг явилось в облике ученого. Не было нужды являться величию, оно дремало; можно было решить, что его и нет вовсе. Вот оно решило себя показать - и не стало ничего вокруг, что могло бы соперничать с этим величием. Некогда женщины сходили с ума, глядя на Рихтера, - и теперь стало понятно, от чего они сходили с ума. Точеные черты, что до поры комкала старость, приобрели остроту. Перед Луговым возник властный мудрец, спокойный и гордый. Рихтер смотрел презрительно - и улыбка скользила по его красиво очерченным губам. Не воровская усмешка, не подлое светское хихиканье, не хамская ухмылка буржуя - Рихтер улыбался спокойно и властно, зная, что за ним сила и красота. Так улыбался молодой красавец Рихтер, смотря в лицо ловким пролазам - Потапу Баринову и Савелию Бештау, которые зазывали принять участие в перспективном издании. Так улыбался гордый Рихтер, когда его выгоняли с работы и исключали из партии. Так улыбался Рихтер судьбе всякий раз, когда та сомневалась в его избранничестве. Надменный красавец, с волной седых волос, с высоким лбом и твердо очерченными губами - губами, которые он изогнул в презрительной усмешке, - откинулся на спинку стула и глядел на Лугового издалека. Итальянский художник Микеланджело пытался передать эти черты в пророках, но мало кому из смертных доводилось видеть такое лицо наяву и вблизи.