- Разница между Северной Кореей и Америкой действительно есть, - сказал Кузин.
- Правильно! Конечно, есть! Как между плохим автомобилем и хорошим! Так сотрите ее, эту разницу! Используйте все ресурсы планеты, чтобы этой разницы не было! Не бомбите дурацкие страны - но стройте там госпиталя и школы, дороги и институты. Но этого никто не делает, ты не заметил? Не делают так именно потому, что наличие этой разницы есть двигатель прогресса. Если этот автомобиль лучше другого, тогда не производите больше плохих машин - пусть все ездят на хороших! Но где же тогда будет идея рынка? Где место товарному фетишизму, где инструмент давления на историю? Пусть будет свобода и демократия, и пусть те, кто к ним стремится, - стремятся вечно. Именно наличие этой непреодолимой дистанции и заставляет мотор истории работать. Гражданину объясняют, что вполне свободен он будет, когда получит те права, которые приличны людям с убеждениями, когда его правители станут людьми респектабельными и просвещенными, когда он сможет их выбирать прямым открытым голосованием. И что с того, что и открытым голосованием, и закрытым - выберут того же самого негодяя? Так и про автомобили можно сказать - ведь и старая тачка едет, и новая, не все ли равно? Нет, не все равно: здесь дело в принципе, в том самом культурном фетишизме, который наполняет пространство между обыкновенной жизнью и жизнью привилегированной. Кто-то может данное пространство не ощущать - оно эфемерно, - тогда ему объясняют, что такое пространство есть. И пусть обделенный правами страдает, как страдает тот гражданин, что никак не накопит на «Мерседес».
- Такой метод идеологической обработки уже в истории был. Это метод большевиков. Мол, проснитесь, массы, сбросьте оковы рабства, вперед! Я, в своей книге, - помянул Кузин знаменитый «Прорыв в цивилизацию», - именно данный призыв и осуждаю. Надо разобраться, как войти в цивилизацию, а не прыгать туда очертя голову, - печально добавил он, - а то мы так и останемся в Северной Корее, а будем думать, что живем в Америке!
- Большевики строили коллективную казарму. Задача цивилизации иная: надо сохранять разрыв между свободным обществом и несвободным, между открытым обществом - и закрытым, и этот зазор станет предметом культурного торга. Правовой фетишизм будет таким же властным, как фетишизм товарный. Вот этот новый рынок и обслуживает интеллигенция. Поэтому я и говорю, что интеллигенция стала двигателем прогресса.
- Интеллигенция - не класс, - сказал Кузин, - но слой (и весьма тонкий слой, милый Семен) людей, посвятивших себя просвещению. Интеллигенция не располагает никакой собственностью, - терпеливо сказал Борис Кириллович, - интеллигенция не считает, что свобода принадлежит ей, как, допустим, лопата - рабочему. Интеллигенция, если уж на то пошло, свободой никогда и не распоряжалась. Свободой спекулируют, увы, все - и каждый использует это понятие в своих интересах.
- А пролетариат - слой людей, посвятивших себя труду, - сказал Струев. - И производили они товары, а товарный фетишизм рождался попутно. И отнюдь не по воле производителей товара - но по воле тех, кто регулирует обмен, - возникает нечто, превосходящее фактическую стоимость товара. Товарный фетишизм так же усложнил натуральный обмен, как культурный и правовой фетишизм усложнил рынок товаров. И пролетариат уже не годится для этого рынка - ведь и крестьянство некогда стало тормозить прогресс.
- Ну что ж, - сказал Кузин, - если общество сделало шаг от простого продукта к товарному фетишизму, а затем от товарного фетишизма - к обожествлению свободы, можно порадоваться за такое общество.
- Но яблоко не стало слаще, свобода не стала свободнее. Теперь свободу выбросили на рынок, свобода - предмет обмена. Сегодня сильные делают вид, что свобода - объективная реальность, такая же, как разница между хорошим автомобилем и плохим. Делают вид, что свободой может обладать любой, используют деньги - в качестве акций этого предприятия. Попробуй, примени акции на деле. Ты можешь приобрести товары - то есть то, что имело отношение к предыдущей эпохе промышленного производства, то, что некогда символизировало права. Теперь у негритянки в Бронксе меховая шуба такая же, как у дивы с Бродвея, но равных прав у нее нет. Негритянку и тебя, русского профессора, обманули, - товар уже не воплощает власть. Настолько ты экономику должен представлять: тебе дают акции на владение фальшивым рудником. Рудника в природе не существует. Но акции действительно символизируют этот рудник. Насколько фальшивы настоящие акции несуществующего рудника?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу