М.К.Кантор - Учебник рисования, том. 2

Равнодушно встретил их взгляд Михаил Зиновьевич Дупель. Смотрел на мамок и нянек спокойно, и в его глазах мамки с няньками читали то, что и так про себя знали. Вы - новая воровская элита, говорил этот взгляд. Нет у нас в стране другой элиты - только та, что из воров. Все, что вы умеете делать, - это воровать. Если бы один из вас - лишь один! - решил не воровать, он не задержался бы в вашей компании, при вашем дворе, потому что для вас воровство - закон. Я - захватывал, давил, комбинировал, строил. Крал тоже - и всегда буду красть. Потому что здесь иначе нельзя. Вы сделали коррупцию законом развития общества. Вы угробили страну, сволочи. Я воровал, чтобы строить, а вы - растаскивали мной построенное.

И смотрел, и - как умел Дупель это делать - вдавливал своим взглядом презрение в глаза Фиксова, Слизкина и Зяблова. И опустили глаза мамки с няньками, потупились.

- А с налогами как? - поинтересовался Фиксов, не поднимая глаз. - Все ли с налогами гладко? Может быть, старики в регионах пенсию по вашей милости не получают?

И посмотрел строго президент на Дупеля - не грабит ли старушек в дальних регионах Михаил Зиновьевич? Есть такое мнение, что - грабит. Однако справедливость и закон в нашей стране все же есть. Думаете, вовсе нет закона? Есть закон! И мамки с няньками подняли на президента благодарные глазки: спаси, отец! Не дай народ в обиду! Другой кто не спасет - а ты спасешь!

Дупель пошел прочь - он уходил той же анфиладой роскошных комнат (рекордное количество миллионов в нищей стране было истрачено на убранство Кремля), и снова вслед ему смотрели юркие глазки: проиграл, не вовремя высунулся! Ишь чего удумал - чистеньким хочет вылезти! Ишь чего захотел - двор разогнать и первым стать!

В коррумпированной стране, подвергшейся за пятнадцать тяжелых лет такому разорению, какого не случалось ни в одной войне, в стране, стоящей пороге окончательного развала и разграбления, - в этой стране считали, что альтернативы сегодняшнему состоянию нет. Как же иначе? Куда еще идти? - недоумевали мыслящие люди. Вроде бы и выбора никакого нет - народ определил избранника удачно, лучше и найти невозможно; видите, как он ситуацию грамотно разруливает: и с этим бандитом договорился, и тех головорезов построил. Все остальные будут только хуже - так говорили мыслящие люди.

Фиксов, Слизкин и Зяблов в публичных дебатах отстаивали именно эту точку зрения.

- Так нет же ему альтернативы! - разводил руками Слизкин.

- Кого еще поставить во главе общества? Решительно некого! - вторил ему Зяблов.

И Фиксов, реалист в политике, человек бывалый, скорбно кивал головой: мол, и рады бы мамки с няньками подыскать достойную замену рыбоволку - так ведь не подыщешь! Где взять? Ну, где?

И народ, внемля сетованиям Фиксова, Зяблова и Слизкина, сам в недоумении разводил руками: ну где еще такого повелителя найти? Нет ему равных, нашему царю-батюшке! Не уродились! Верилось: и впрямь столь редкое сочетание дарований явлено в правителе нашем - что равного не найти! Страна, правда, трещит; но может быть, это она так только - потрескивает? Ну, отвалились кусочки, большие, надо сказать, кусищи, - но, может, это так и надо? Уж больно правитель у нас хорош - где лучше взять? И вопрошал народ в благочестивой растерянности: где еще такой есть?

- Где еще одного такого найти? - недоуменно переспросил Татарников, насмотревшись телевизионных прений. - Да где угодно. И почему - одного? Пачками брать можно. Пойди в любую военную канцелярию - пяток таких найдешь. Не оскудела подполковниками русская земля. Все одинаковые: лысенькие, сухонькие, глазки к носу.

- А все-таки наш правитель особенный, - говорили Татарникову собеседники, - у него и взгляд проницательный, и походка уверенная. А что волос редкий - так это от забот волосы лезут, от сочувствия горюшку народному.

- Я сам плешивый, - Татарников говорил, - и зубы падают. Но в президенты не рвусь.

- Вот видите, - говорили Татарникову собеседники. - Знаете, что не справитесь.

- Выпиваю часто. Идеалов нет. Воровать не умею. (И потом, подумал Татарников, уже все растащили.)

- Вот видите, - говорили Татарникову собеседники, - в президенты не годитесь! И никто другой не подходит! Назовите, кто?

- Как это - кто? Любой!

- Ну, назовите!

- Соломона Рихтера надо назначить, - ляпнул Татарников. Ах, лучше бы не говорил он этих слов. Но Сергей Ильич Татарников привык говорить, не считаясь с последствиями. - Вот Соломона Моисеевича и надо ставить президентом. - И роковая эта фраза отдалась в сознании Рихтера набатным гулом. Он слушал Татарникова и распрямлял сутулую свою спину.