М.К.Кантор - Учебник рисования, том. 2

Леонид же Голенищев сказал Павлу так:

- Россия переживает лучшее время, какое только было у этой страны. Ешь колбасу, а то все съем - и не попробуешь! Мечтали расшатать казарму - и расшатали! Знаешь, кто это сделал? Художники - вот эти самые дурачки, Снустиковы-Гарбо, Шиздяпины, Гузкины. Двадцать лет живем без регламента, все пошло вразнос - разве плохо? Отвалится ненужное - нужное выживет!

- А вдруг хорошее отвалится?

- Раньше думать надо было! Хотели перемен? Извольте получить. Прежний строй надоел? Я - и мои друзья - пришли и сломали.

- Твои друзья…

- Да, мои друзья. Шура Потрошилов - в их числе. Если цена разрушения казармы - дача Потрошилова, вилла Поставца в Одинцовском районе, то я - за!

- Стыдно с ворами дружить, - сказал Павел и до колбасы не дотронулся. Голенищев насмешливо поглядел на него.

- Не бойся, не ворованная. Кушай на здоровье. Мои друзья - лучшие люди этой страны, самые модные, самые актуальные: Вася Баринов, Яша Шайзенштейн, Дима Кротов. Ты гордиться должен, что знаком с ними. Вы, Рихтеры, чистоплюи - дела боитесь. Не по правилам казарму, видите ли, рушат! Но рушат! Не Чернышевский с Герценом - а Баринов и Шайзенштейн освободили народ.

- И ты.

- И я.

- Полагаешь, народ освободили?

- Неужели с утра заведем рихтеровскую пластинку? Вот, последний кружок колбасы остался. Не хочешь? Ну, как хочешь. Эй, Труффальдино! - крикнул Леонид. - Текст готов?

Из кабинета вышел критик Труффальдино, низенький человечек с дряблым лицом.

Леонид поддерживал у себя в квартире быт удалых семидесятых - засиживались за полночь, сообща писали прогрессивные статьи, играли в шарады. Гости оставались ночевать, утром похмелялись, разъезжались по редакциям. Вчера журналиста Труффальдино уговорили поучаствовать в дискуссии на страницах издания «Русская Мысль». А что, сказали ему друзья, ответишь на вызов времени, напишешь про дискурс парадигмы? Жестокая Люся Свистоплясова полезла к нему в штаны: что, Петюнчик, дискурс-то не стоит? И компания веселилась, и Елена Михайловна играла на гитаре. Парижская знаменитость, Ефим Шухман предложил немедленно издать текст на страницах своей газеты. Одним словом, именно так и возникает вызов времени, а как иначе? Вызов времени - это когда Свистоплясова лезет к тебе в штаны, а Шухман предлагает публикацию. Впрочем, Труффальдино в разговоре с Шухманом не потерял лица - дал понять, что его тексты востребованы. Могу, мол, и вам написать. А могу и в другие места. Везде нарасхват, вот, например, мне барон фон Майзель по телефону звонил. Да, звонил. Поговорили - так, по делам. Труффальдино составил коллаж из стенограмм своих и чужих публичных выступлений, нарезал ножницами фразы, разложил обрезки на столе, материал был готов к работе. Наморщив дряблое личико, он сочинил статью об актуальности сингулярности, о коммуникативной диверсификации в актуальном дискурсе. Ему было что сказать. К утру статья была готова, критик появился на пороге кабинета с листочками в руках. Конечно, голова с перепоя побаливала. Говорила, предупреждала мама, Мира Исаковна, нельзя ему пить! А Леонид все подливает и приговаривает: до дна, до дна! Ну, ничего, домой Труффальдино придет, мама молочко согреет, пледом ноги укроет, голова и пройдет.

Леонид Голенищев проглядел листочки, покивал. Одновременно он допил кофе, развязал пояс на халате, сбросил с ноги шлепанцы. Начинался рабочий день.

- Вернусь не поздно, поедем к Павлинову на блины. Масленица как-никак. Мы сейчас - в коллегию министерства, потом в парламент, потом на Лубянку, потом на часок в бордель, и оттуда сразу домой.

Из-за двери донесся смех Елены Михайловны:

- Не перепутай, дорогой, где что делать.

- А, везде люди, - сказал Голенищев, - какая разница!

- Пашу с собой возьми!

- На Лубянку - или в парламент?

- К девкам, к девкам!

- Всегда лучше говорить правду, - подмигнул Голенищев Павлу. - А то скажешь: в бордель еду, а сам поедешь в КГБ, зачем лгать? Случись что - не найдут. Едешь с нами?

- В бордель?

- Без ложного морализаторства, прошу. Обычное мероприятие, как на демонстрацию сходить. Ты ходил на демонстрации?

- Нет.

- Напрасно, гражданскую позицию надо иметь. Мы в семидесятых что только не демонстрировали. Долой войну в Афганистане! Руки прочь от Праги! Приятно вспомнить. Ничего столь увлекательного обещать не могу - но шампанское приличное.

Труффальдино, человечек с лицом тухлой рыбы, назвал марку:

- Дом Периньон.

- Солидная марка, не везде дадут. Поехали, не пожалеешь. Думаешь, Мерцалова тебе верность хранит? Впрочем, молчу! Как узнать, что такое любовь, если к проституткам не ходил? Скажи ему, Петюнчик, классные девочки?