Леонид Нетребо - Кокон для Стены Плача

Потом выходила смуглая толстушка в короткой юбке, обнаженность живота и ног имитировалось упругой облегающей тканью телесного цвета, она даже прошлась осторожно по столам, ничего не уронив и не расплескав, к восторгу мужчин и к неудовольствию женщин (кислые лица, переглядывания, вялые замедленные аплодисменты).

К микрофонам выходили пьяные мужчины и женщины, и поздравляли, и желали.

И вот «It`s time!» Пора! Невидимые куранты бьют «по Москве» наступление Нового года, светлым дождем сверху падает «Happy new year» от сказочной «Абба», душа парит, хочется плакать — это одна из песен студенчества, наряду с несколькими синглами «Битлов» и «Бони М», которые я когда-то знал наизусть и худо-бедно понимал по собственному переводу хилого, «на троечку», английского.

Этого момента ждал Биг-чиф и его великолепная Лахудра, то есть Фараонша, — они уже танцуют и напевают, вторят «Аббе», это видно по движению губ. Но их взгляды фальшивы. Наверное, каждый из них вспоминает свой, тот самый Happy new year, когда были молоды, с тем самым и той самой. Они кружат в центре зала, это их коронный выход, Биг-чиф старается изо всех своих уставших сил.

Подхватываемся и мы с Мариной, и мне кажется, что и я фальшив, и она фальшива, потому что нет у нас общего Happy new year, и этот — экзотически-вымученный, не наш.

Потом еще полчаса пьяных разговоров и пьяных же танцев.

Затем на сцену вышла тонкая смуглая красавица… Это, кажется, что-то интересненькое.

Ба, да это же подруга Биг-чифа, Лахудра-турчанка, Фараонша!

Как все же осанка, намерение, читающееся в мимике и позе, — меняют человека. Это, очевидно, было в программе — Биг-чиф поощрительно похлопывает в большие, но вялые ладоши.

…В движениях не было разврата — ее поведение ориентировалось не на бесконвойных европейцев, — только мусульманский Египет, с поправкой на фараонское язычество. Когда она вытягивала вперед тонкую руку к возникшему перед ней русскому танцору, она не тянулась к нему, как это было бы естественно для европейской женщины, а наоборот — отодвигалась, и длань просила милости, как благородного снисхождения, а не покорного приглашения. Вокруг завихлялись наши туристки, прелестницы и не совсем прелестницы, поддерживая игру: госпожа и рабыни, возможно, гарем; жена-фаворитка с наложницами или «второстепенными» женами. Но музыка заканчивалась, а падишах не входил, и в этом была тоска гарема, нетронутые жены в бесконечном огне желаний. Последние ноты, садись уж, Лахудра!

Но Фараонша наклоняется к диск-жокею — и опять падает дождем «Абба» своим Happy new year, и прелестница с рептильным телом тянется… ко мне. Да, ко мне, любовнику вне гарема, вне закона — и опять, потянувшись, обозначив жаркое движение, отодвинулась, и длань просила милости, снисхождения.

Оказывается, наступил Новый год по Египетскому времени.

Мы танцевали с ней обыкновенный европейский парный танец, и в английских, универсальных словах оригинальных шведов нет и намека на Восток, гарем, обитель соблазна и греха, но… Я совсем забыл Марину, и, наверное, был в эти две с половиной минуты танца реален, нефальшив, а значит, смешон. От турчанки пахло не духами, а какими-то благовониями, как в шалаше у Шера, как в лавках торговцев, и горным миндалем, и лавандой, что напоминало родину, на краю света, не знающей — надо же! — никакой зимы, никакого снега в Новый год.

Оказывается, я не могу поцеловать руку — в благодарность за танец, на прощанье, рука уходит за спину, You can’t! — говорит взгляд, и любовница возвращается в госпожу, подругу Биг-чифа. Она не позволила себя проводить, просто развернулась и быстро пошла к столику с Биг-чифом, который опять активно хлопал, откуда в нем силы, игра окончена.

Восторг в прошлом, — и отработанного любовника, как свидетеля, можно убить.

Но убийство было с другой стороны — пока я шел к столику, начался другой танец, и Марина уже танцевала… с Шером. Иосиф за столом с преувеличенной сосредоточенностью поглощал стебель какой-то зелени, уставившись в тарелку.

Я нашел пляжного знахаря, дипломированного эскулапа на веранде ресторана, откуда открывался вид на ночное море, украшенное дальними огнями страны Иордании, сказочной электрической страны. Шер курил, смотрел туда, откуда мерцала огневая сказка.

Я зашел спереди, взял его за грудки, закричал, не зная, что именно должен прокричать, не зная слов:

— Что?!.. Что тебе нужно? Почему ты танцуешь с нашими женщинами? Ты меня, нас спросил?!