Леонид Нетребо - Пангоды

В тринадцать лет он, как многие его сверстники, «забредил» гитарой. Купить этот популярный среди молодежи инструмент в конце шестидесятых оказалось делом непростым. Хорошие были безумно дороги, а простые, «уличные», семирублевые, быстро раскупали.

Саше повезло — его дед по отцу был профессиональным скрипачом. Получил музыкальное образование в Ленинграде, но карьеры на этом поприще не сделал. Подрабатывал исполнением на культурных мероприятиях города, на свадьбах. Как только дед узнал о внуковой печали, не раздумывая подарил ему свою старую гитару. Он же и стал Саше первым учителем музыки.

Ездить на уроки к деду приходилось на окраину Белебея, города, в котором проживали Ульрихи. Однажды вечером, как обычно, он возвращался с гитарой домой. В темном переулке дорогу преградили несколько взрослых парней: лакированные туфли лодочкой, брюки клеш, каракулевые фуражки. Саша узнал в одном из них грозу района Юру Прыткого, «баклана» и вора. Конец гитаре, подумал Саша, когда увидел, что кампания берет его в кольцо. Однако хулиганы не торопились.

— Спой для начала, — угрюмо сказал Прыткий, перегоняя окурок из одного угла рта в другой.

Саша вытащил из чехла гитару, глубоко вздохнул и тронул струны… Странно, начав петь он уже не испытывал страха, на смену этому чувству пришла… гордость — гордость исполнителя. Так получилось, что эти блатяги стали его первыми слушателями. Он путался в аккордах, фальшивил голосом, но спел от души:

Закончив первую песню, не поднимая глаз от струн принялся за вторую…

Никто его не прерывал. Он спел все, что знал. На это ушло немного времени — репертуар на тот момент еще не сложился. Он состоял из так называвшихся «блатных» песен, которые позже, в более лояльные времена, причислят к категории городского романса.

Когда отзвучал последний аккорд, гитарист отважился посмотреть на Прыткого. Было сумеречно, но Саша заметил, что в глазах парня слезы. Все ждали, что скажет он, их «король». Прыткий кашлянул, подавляя першение в горле, обвел весь круг компаньонов значительным взглядом, затем показал пальцем на Сашу и неожиданно высоким голосом проговорил:

— Если кто этого щенка хоть пальцем тронет!.. — развернулся на каблуках и зашагал прочь, увлекая послушную кампанию в глубь двора.

…Песенная палитра дворовых гитаристов была довольно обширной: весь Высоцкий, лагерные песни, воровские «страдания», «плачи» о безответной любви и многое другое, что являлось формой народного творчества, но не вписывалось в официальные рамки. В то время, когда Саша из мальчика стал превращаться в юношу, технический прогресс сделал свое дело. Появились «радиохулиганы», заполонившие средние волны радиоэфира, которые с удовольствием крутили музыку «Битлов», переписанную с контрабандных дисков, Высоцкого…

Каждый день в Сашином классе начинался с обмена информацией о новых песнях, которые удавалось услышать от «шарманщиков» (радиохулиганов) за предыдущий день. Ввиду того, что радиозаписи не отличались высоким качеством, некоторые песни восстанавливали буквально по строчкам — из того, что кому удавалось расслышать и записать.

Исполняя песни, Саша сопереживал своим героям, становился частью проблемы, события, судьбы. В то же время он старался вложить в известные слова свой смысл, свое видение того, о чем пел. Со временем «чужих» песен стало катастрофически не хватать. И он попробовать писать свои стихи. Когда почувствовал, что получается, стал подбирать и музыку…

… Север. Пангоды. Его приезд сюда трудно назвать осознанным выбором своего будущего. Как и многие, хотел «попробовать» новой жизни. Ощущение того, что тогда, в 1979 году, ему повезло, пришло несколько позже, когда сжился с природой, с людьми, когда все это стало не просто интересным, красивым, — стало своим, родным. Все, что его окружало, стимулировало творчество, и не только масштабами, необычностью, новизной… В Пангодах пришло чувство ответственности перед будущим: он, умеющий рассказать о нынешней жизни, должен рассказывать! О Пангодах писали достаточно часто, но все как-то к случаю — событию, дате. Получалось, в общем говоря, вскользь, и — извне. Этот большой поселок не имел ни своих газет, ни телевидения. Писатели, журналисты — приезжали и уезжали. Он стал писать стихи о том, что его окружало: о Севере, о Пангодах, о людях. То, что получалось, исполнял под гитару тем, кто был рядом — жене, детям, друзьям, коллегам по работе…