Леонид Нетребо - Пангоды

Его, Игоря Фетисова, авиационная биография тоже, можно сказать, началась с запретов. Поступил в Тамбовское летное училище. Казалось, вот оно воплощение мечты: небо, крыло, штурвал — обладание фантастической силой, когда движения рук, пальцев заставляют повиноваться стальную птицу, стремительно проносящуюся над земной суетой. Но… Последовали небольшие проблемы со здоровьем и мечту пилота пришлось оставить навсегда. Далее служба в разведбате. Сразу после демобилизации, наперекор недавним разочарованиям, пошел в училище гражданской авиации на более прозаический факультет: «Средства самолетовождения и посадки».

Все проходит, говорили древние. Но не прошла у Фетисова «воздушная», сродни детской, мечта — быть выше «прозы». Его заведомо сжимали, теснили будущие сдерживающие рамки, ограничительные полосы… — то, без чего не мыслима авиация, особенно гражданская. Он решил, что если судьбой ему предначертан «воздушный якорь» — аэропорт, то это должен быть «его» аэропорт, другой, не такой как все, не такой как у всех. «Выше», дальше, опаснее… Он никогда никому не признавался в этом образе своего грядущего, который создал для себя еще в училище, поэтому многим было непонятно, как он выбирал место будущей работы после получения диплома.

…Приехал в Тюмень. В «Авиатрансе» удивились молодому специалисту, кровь с молоком: зачем тебе Север, и здесь не пыльно, а рога оленьи, или, там, пантокрин на тройном одеколоне тебе и так пилоты привезут. Предложили работу по месту, выбирай: внешние линии — аэропорт «Рощино», внутренние «Плеханово». А, да ты, наверное, чокнутый по молодости, да еще упрямый!.. Ну, что ж, валяй, Северу такие нужны.

В Салехарде попал на День оленевода. Апрель месяц, минус сорок шесть. Ненцы гуляют: соревнуются и пьют «огненную». Пиво было в замерзших бутылках — их разогревали на печке прямо в стекле. Прежде чем зайти в кабинет регионального авианачальника, поговорил с «летунами». Те сказали: просись только не в «Медвежье». Этот совет и определил окончательный выбор.

«Медвежье»… Аэропорту, вопреки традициям небольших населенных пунктов, дали имя не по названию поселка. Может быть потому, что в момент наречения аэродрома никто не предполагал, что здесь, в вахтовом пункте газового месторождения «Медвежье», будут постоянно проживать люди. Кстати сказать, часто это вносило некоторую «адресную» путаницу: следует человек согласно письменному вызову и пропуску в поселок Пангоды. Добирается до Надыма. В местном аэропорту подходит к окошечку: мне бы до Пангод. Ждите, объявим. Ждет гражданин целый день — не летят «самолетки» до заветных Пангод, зато на какое-то Медвежье — один за другим… Позже работники аэропорта стали объявлять для «непонятливых»: рейс такой-то до Медвежьего-Пангод.

Тогда, в семьдесят пятом, Пангоды и аэропорт «Медвежье» были действительно одно целое. Этот территориально-функциональный симбиоз располагался, между старицей реки Правая Хетта и почти параллельной ей чередой обширных болот. Большую площадь ближе к топям занимала взлетная полоса, «грунтовка». Но поселку, песчаному пятачку с горсткой балков и деревянных двухэтажек, было вполне достаточно и оставшегося места между шумным «самолетным братом» и чистой аккуратной речкой.

Вся служба аэропорта умещалась в двух секциях общежития и вагончике для диспетчера. Потом в черте поселка, на границе с полосой, было построено вполне приличное по северным меркам двухэтажное деревянное здание.

Месторождение уже начало давать газ, но строительство на промыслах еще продолжалось, монтировались очередные, более северные УКПГ. Без преувеличения можно сказать, что воздушная дорога с Большой земли к первенецу северной газодобычи была единственным надежным трактом, по которому беспрерывно шел поток промышленных и продовольственных грузов.

Зимний период был самым напряженным. За сутки приходилось принимать до тридцати крупных самолетов. После каждого приземления снег «закипал» от торможения груженых крылатых махин — вспахивался и плавился, образовывались глубокие, до земли, колеи. Всегда наготове были пожарные машины, из брандспойтов с распылителями поливали «пашню», следом шли бульдозеры, разравнивая снежно-водяное месиво. Через несколько минут шуга застывала, схватывалась, а в небе уже гудел следующий крылатый клиент.

На «грунтовку» «падали» грузовые самолеты Ан-12, Ан-26, пассажирские Ан-24. Иногда являлся с неба, как гигантский ангел, осеняя быстрой тенью весь жилой сектор, красавец «Антей». В момент его приземления неизбалованное событиями и развлечениями население спешило на полосу, каждый считал своим долгом сфотографироваться возле этого чуда отечественного самолетостроения.