Мой собеседник заметно разволновался, и, признаться, после этих слов я уже ожидал, что он далее будет оперировать такими фразами, как: «вот бы их в тундру, в чум и т. п.» Но Семен, напротив, перешел на спокойный тон и заключил уверенно, но, как мне показалось, несколько нелогично, во всяком случае, оставив «пищу» для следующих вопросов, возможно, это было намеренно. Он сказал, что все северные народы должны жить именно так, — т. е. в квартирах, с пианино и т. д.
— А как же самобытность?
Семен ждал именно такого вопроса, это было заметно по явному удовольствию, с которым он предложил уже, видно, обдуманный и не раз озвученный ответ, состоящий из скорой череды вопросительных восклицаний:
— Почему другие народы, развиваясь, не утрачивают свою самобытность, а ненцы, ханты, манси в этом случае должны ее непременно утратить? Неужели, чтобы остаться русским, нужно носить косоворотку, обуваться в лапти или валенки, жить на опушке леса — в мазанке с соломенной крышей?.. Смешно?
— Ну, хорошо. Тогда как уйти от интернатовской системы обучения, после которого выпускник средней школы — еще не пролетарий, но уже явно не тундровый работник? Приблизить учителя к стойбищу? Реально ли это?
— Во-первых, надо исключить условия, когда олени — единственный источник благополучного, небедного существования. Должен быть выбор. Для этого в регионах проживания северных народов должна развиваться промышленность. Сразу можно сказать, какая в первую очередь, — конечно, перерабатывающая! Народ должен быть вовлечен в процесс обслуживания и развития наукоемких, высокотехнологических производств, только тогда он развивается, это диалектическая истина. В частности, когда язык становится средством научного, технического, политического общения, когда он «нагружается», тогда он и развивается.
Семен убежден, что с развитием технического прогресса станут возможными иные, более эффективные формы получения высоких результатов в оленеводстве. Он опять привел пример из окружающей и всем нам давно понятной жизни: надымчанину, обслуживающему расположенный за сто километров от дома газовый промысел «Медвежьего», не приходит в голову жить с семьей в вагончике возле газовой скважины…
Типичная «блок-схема» жизни уроженца южного региона, связавшего свою жизнь с Севером: несколько лет в Пангодах (например) — ежегодные отпускные поездки на родину и, если повезет, к морю; покупка квартиры или постройка дома «на земле», приобретение машины (раньше еще и «северную» мебель накапливали для контейнера); и, наконец, «полноценная» жизнь (правда, перед самой пенсией) где-нибудь в черноземной зоне… Перед тем, как спросить у Семена о его «блок-схеме», я рассказал услышанную от знакомого пангодинца-коми полуанекдотичную историю с ним приключившуюся. Поехал этот очень северный человек на Черное море, а отдыхать, как все кругом, не может — жарко. Результат: две недели просидел в полуподвальном помещении, где от скуки пил виноградное вино… Семен улыбается:
— Твой знакомый, наверно, слегка заострил проблему. Привыкнуть нам к временному пребыванию на юге не сложнее, чем тебе прожить полтора десятка лет в Пангодах. Но что касается моей жизненной программы, то она связана только с Пангодами. Я не ожидаю получения квартиры «на материке», никуда не собираюсь уезжать — домой, как вы говорите, здесь мой дом, здесь мой материк. Я здесь живу — одной своей жизнью, без надежды, что будет какая-то вторая — та, на которую вы, пришлые люди, надеетесь.
Недавно Семен Анагуричи вселился в новую четырехкомнатную квартиру, выделенную ему из фонда Генерального директора Надымгазпрома. Есть у него снегоход «Буран», собирается купить машину. Я рад за него, потому что из того, что я о нем знаю и в его жизни понимаю, все у него, кажется, нормально. Но, видимо, от подспудного влияния того, чего мне, к сожалению, знать и понимать не дано, — и остаточная грусть в конце беседы. Теперь мне известно, что у Семена есть особое, «непаспортное», ненецкое имя, каким его нарекли при рождении и сейчас называют на родине, в Кутопьюгане, но какое он не сказал, только задумчиво улыбнулся, когда я его об этом спросил…
Когда мы расставались, он сказал: «Слушай, наш народ скромный. Выскочек не любит. Поэтому, пиши о проблемах, дело не во мне. Не хвали Семена Анагуричи».
Я и не хвалю.
— Почему именно меня?.. — несколько удивленно переспросила Алла Николаевна, когда я поинтересовался: из чего исходило начальство, определяя выбор руководителя пангодинского Центра культуры малочисленных народов Севера.
Читать дальше