Леонид Нетребо - Пангоды

Владимир поехал в Москву. В отделе молодых специалистов Мингазпрома ему предложили: Тюмень, Сургут, Сахалин… Неделю жил в столице, пока не добился своего: «Медвежье».

Пангоды, 1981 год. Для того, чтобы оформить вызов жене, которая оставалась дома, в Калмыкии, необходимо было жилье. Владимиру удалось прописаться в «бочке», которая реально жильем не являлась (отсутствовали тепло, вода, свет). Но тогда эта «мечта Диогена» давала формальное право на вызов.

Бочку самостоятельно благоустроили, она стала первым собственным домом молодой четы Медко. Позже дали квартиру, нарадовались… Но всякий раз, когда Владимир проходил берегом речки, где долго еще потом стоял этот «цилиндрический дом», его взгляд непременно выхватывал знакомые предметы, и щемило сердце…

Работал машинистом ДКС, председателем профкома управления, начальником ГП, в 1997 году стал первым руководителем Медвежинского газопромыслового управления.

Благодарен судьбе за то, что она связала его жизнь с Газпромом. Неразрывно, навсегда — так он считает. Почему?

Владимир Васильевич Медко на секунду задумался и пояснил вполне оптимистично:

— Мы, северяне, по ряду причин, обречены на Север. А какой же Север без Газпрома!..

Наталья чистила картошку, перебирая в памяти события пережитого дня, который был, как обычно сплетен из десятков дней вчерашних. Что-то смутно тревожило. Отсутствие явного предмета тревоги раздражало. Было странное, навязчивое желание закрыть ночное окно, в прежние времена — прямоугольный двустворчатый зев, переходящий в непроницаемый сумрак чуждой улицы, сегодня неприятно обернувшийся линзами огромных зеркальных очков, прикрывающих неизвестные, в упор тебя рассматривающие глаза…

— Ну, что ты молчишь, Наташа? — муж подошел сзади, положил ладонь на плечо жены. Не приобнял, не потрепал шутливо — осторожно прикоснулся, боясь ненароком спугнуть то, чем сейчас была занята память Натальи.

— Да, я сейчас, — немного невпопад ответила Наталья, стараясь тоном смягчить вину перед мужем за долгий уход в себя — как пришла с работы, «Привет!», и замолчала. Не оборачиваясь, чтобы не встречаться глазами, на секунду прижалась щекой к ладони Сергея. — Картошка вот… Как мыло. Совсем крахмала нет.

Упоминание о картофеле, как ни странно, отвлекло от липкой паутины бесконечных мыслей. Действительно вспомнился этот корнеплод с винзилинского огорода, который под ножом молочно истекал крахмальным соком…

Предки Натальи были сосланы из Белоруссии в Сибирь за «ненадлежащее» социальное происхождение. Отец, участник Великой Отечественной, после войны окончил Ленинградский педагогический институт имени Герцена, работал в Киненсберге и на Кузбассе, потом возвратился на родину — в Тюмень. Здесь стал директором мужской гимназии, которая воспитала много ярких талантов, составляющих гордость Тюменщины. Учеником отца, Григория Ждановича, был и Юрий Гуляев, один из популярных певцов Советского Союза. Подорванное на войне здоровье Ждановича-старшего заставило его семью переехать из областного центра в маленький город под Тюменью — Винзили. Провинциальный, на грани города и деревни быт, целебный воздух вековых сосновых боров, в густой хвое которых уютно утонул городок, прибавили отцу несколько лет жизни.

Тюмень — столица деревень. Все дороги из сельскохозяйственных окраин вели в «область», туда сходились все дела, надежды, оттуда же потом начинались продолжения надежд и дел. Наталья поступила в Тюменский индустриальный институт, как водится, особенно не задумываясь о будущей специальности. Факультет, в аудитории которого вошла на пять лет Наталья, оказался самым «боевым» в вузе, — нефтегазопромысловый, на сленге «индусов», студентов ТИИ, — «Нефтегаз».

Страна жадно черпала углеводородный огонь из бездонных, как казалось, кладовых собственного организма, тысячи стальных полых игл вгоняла в замороженную часть тела, может быть поэтому практически не морщась от боли, радостно захлебывалась и задыхалась от фантастических тонн и кубометров из фонтанирующих, бери — не хочу, скважин. На задачу покорения турбулентных вихрей заводы плавили и катали металл, «Нефтегаз» ковал кадры.

За «пятилетку» «Нефтегаз», в числе прочих кадров, отковал и опломбировал выпускными дипломами внутрифакультетскую семью нефтяников-газовиков Зиминых, и перед Натальей и ее мужем встал вопрос будущего.

Тюмень была многим обязана своему северному Клондайку: в семидесятых ушли с улиц деревянные тротуары, выросли, как грибы, современные микрорайоны, взметнулись выше всех старых церквей — стекло и бетон главки и НИИ. Поэтому Север начинался не за шестидесятой параллелью, а в самом центре Тюмени. В аэропорту «Рощино» это начало обретало «высокую» зримость в виде самолетов, улетавших в направлении откашлянных простуженными динамиками координат: «Сургут», «Нижневартовск», «Урай», «Надым»…