Леонид Нетребо - Караван-сарай

Вечером Вася и Алина вышли в город, чтобы отужинать в ресторане и таким образом отметить удачное завершение половины дела. Относительно свободным оказалось скромное кафе в соседнем парке.

Половину зала занимала небольшая свадьба. Вася и Алина, сев за отдельный столик, поневоле залюбовались чужим весельем. Тем более, что и молодожены, и их свидетели были необычны. Жених строен, но невысок; невеста, как показалось, старалась выглядеть чуть ниже, что ей с трудом удавалось. Когда они вставали под «Горько!», разница в росте бросалась в глаза. Движения невесты можно было назвать материнскими: настолько нежно и бережно она обнимала своего избранника, правый рукав которого был пуст… Это обстоятельство заставляло внимательнее приглядываться к жениху: шрам во все лицо, как будто от ожога, орден на лацкане пиджака…

Свидетели также выделялись из общей массы гостей: парень и девушка были явно азиатского облика. Свидетельница без умолку говорила, а ее напарник больше улыбался. Вася заметил, что этот то ли узбек, то ли таджик, то ли туркмен часто отлучался: убегал в сторону кухни и, пробыв там несколько минут, как ни в чем не бывало возвращался. Однажды этот колоритный свидетель, под губной туш публики, вернулся с огромным подносом парящего плова. Судя по восклицаниям гостей, восторгу их не было предела.

Алина, глядя на Васю, качнула головой в сторону свадебного застолья:

— Свидетель, похоже, твой коллега по части некоторых кок-способностей?

— Земляк! — согласился Вася по-своему, светло улыбнувшись, и уточнил: — Из страны моего детства, — и, чуть подумав, добавил еще: — Мы с ним из одного караван-сарая!

Один из молодых людей громко выкрикнул:

— Друзья! Предлагаю тост за Героя России!

Вся свадьба, как по команде, встала. Но заговорил жених, и все стихли. Речь его была короткой и не громкой, так что Вася не разобрал слов, которые вдруг заставили уняться веселой суете за свадебным столом: все молча, не чокаясь, выпили.

Алина предложила выйти на воздух. Расплатившись, они двинулись к выходу. В это время опять один из звонких голосов возвестил:

— А теперь сюрприз от друзей жениха!.. Всем на улицу!

Вася и Алина вышли в ночную прохладу вместе со всеми…

Вдруг щелкнуло, словно удар бича в гулком ущелье, и в воздух взметнулись снопы разноцветных огней, десятки голов запрокинулись к небу. Впереди смятенной толпы стояли торжественные жених и невеста.

После того, как угас непродолжительный, но бурный фейерверк, Алина и Вася углубились в парк, присев на одной из аллейных скамеек, и уже оттуда еще некоторое время любовались свадебным весельем: музыкой, лившейся из окон, смешливыми стайками молодежи, то и дело выбегавшей на воздух — покурить, размяться.

Ночь, как и день, выдалась теплой и ясной, хотя хрустящий жухлый лист, изредка попадавший под ногу, тактично говорил: впереди не очень теплые дни.

Когда утихло торжество, а молодых увез длинный белый автомобиль, Алина обратилась к Васе (это получилось неожиданно — так долго они уже молчали, находясь во власти сторонней радости):

— Знаешь, о чем я мечтаю…

Вася пошутил:

— Знаю! Ты хочешь еще раз выйти замуж… За меня! И чтобы на этот раз был фейерверк! — он шутливо погладил ее по плечу: — Не переживай, ты ведь сама всегда говоришь, что не в лимузинах и фанфарах счастье…

Но Алина не приняла шутки и сказала грустно и тихо:

— Я мечтаю когда-нибудь получить письмо, написанное детским почерком… Здравствуйте, дядя Вася и тетя Алина! Меня зовут Сажи… У меня все хорошо…

По тому, как Алина вздохнула, Вася понял, что у нее сейчас закраснели, увлажнились глаза. Он не знал, как успокоить жену.

— Ты так часто плачешь в последнее время по всякому пустяку…

— Конечно, — сквозь слезы засмеялась Алина. — И еще мне в последние два дня почему-то солененького хочется… И рябинки появились на щеках, я сегодня заметила. Значит, скоро я буду толстая и некрасивая!

— Алина, наконец-то!.. — Вася не знал, что говорить: — Некрасивая? Ты? Да ты просто дурочка!..

Алина прошептала:

— Я так просила об этом и Николая-Чудотворца, и мою церковь, и мою березку из детства, и нашего единого бога и… мою Камушку… — голос ее опять дрогнул. — Да… — (получилось: «Та…») — я стану толстой и привередливой… А ты, несмотря на это, станешь еще более нежным и внимательным, обходясь при этом без сумасшедших объятий, та?..

Оба они стали пьяные от радости, поэтому их сбивчивый, смятенный толк со стороны мог бы показаться просто счастливым лепетом. На самом деле каждое слово имело большой для них смысл: