Уильям Голдинг - Зримая тьма

— По крайней мере, я не собираюсь повторять своих ошибок и снова ворошить эту кучу. Никто никогда не узнает, что там было на самом деле. Слишком много людей, слишком много связей, хрупкие цепочки событий, рассыпающиеся под собственным весом. Эти прелестные существа — у них было все, все на свете: юность, красота, ум! Или жизнь в самом деле бессмысленна? Вопли о свободе и справедливости! Какая свобода? Какая справедливость? О господи!

— Не понимаю, при чем тут их красота.

— Они были осыпаны сокровищами, но повернулись к ним спиной. Сокровищами, принадлежавшими не только им, но и всем нам.

— Тихо!

— Что такое?

Эдвин поднял палец. Они услышали шум — кто-то теребил дверь магазина. Сим вскочил и бросился туда. Мистер Педигри как раз закрывал за собой дверь.

— Мы не работаем. Здравствуйте и до свидания.

Педигри такой прием, кажется, не смутил.

— Тогда почему дверь не заперта?

— Должна быть заперта.

— Но все-таки не заперта.

— Пожалуйста, уходите!

— Гудчайлд, вы не в таком положении, чтобы диктовать условия. Ну да, я знаю, это всего лишь следствие, не суд. Но нам кое-что известно, верно? Вы завладели принадлежащим мне предметом.

Эдвин протиснулся мимо Сима.

— Вы ведь осведомитель, не так ли? Это вы сделали, вы?

— Я не знаю, о чем вы говорите.

— Вот почему вы не остались…

— Я ушел, потому что мне не понравилась ваша компания.

— Вы приходили, чтобы включить жучок!

— Эдвин, какая разница? Тот человек из секретной службы…

— Я же сказал, что раскопаю правду!

— Ладно. Отдайте мне мой мяч. Вот он, на вашем столе. Я заплатил за него. Знаете, Мэтти был человеком честным.

— Одну минутку, Сим. Мы-то знаем, зачем он вам нужен. Снова захотели в тюрьму?

— Нам тут всем грозит тюрьма, разве нет? Откуда мне знать, может, я беседую с парой очень хитрых террористов, которые подставили тех девочек? Да, конечно, она… ничуть не лучше другой! Судья сказал, что вы невиновны, но нам, британской общественности, нам… как странно оказаться в ее рядах! — нам лучше знать, верно?

— Нет, Сим… позволь мне. Педигри, вы — грязная старая тварь, и с вами следует поскорее разделаться. Забирайте и уходите!

Мистер Педигри визгливо заржал.

— Вы думаете, мне нравится шататься по уборным и паркам в отчаянном желании… желании… Но я не хочу, я вынужден! Вынужден! Но только ради… нет, даже не ради этого, только ради ласки; и более того, ради одного прикосновения… У меня ушло шестьдесят лет, чтобы выяснить, чем я отличаюсь от других людей. Во мне живет ритм. Возможно, вы помните — или вы слишком молоды, чтобы это помнить, — когда было сказано, что во всех детях Божьих живет ритм? Мой ритм — волна. Вы не представляете себе, что значит жить такой жизнью, правда? Вы думаете, я хочу в тюрьму? Но всякий раз я чувствую, что время приходит, наползает на меня. Вы не знаете, что это такое — отчаянно желать не делать этого, и все же знать, что ты сделаешь, да, сделаешь! Предчувствовать развязку, ужасный кризис, катастрофу, все надвигающуюся, надвигающуюся, надвигающуюся… Знать это… Говорить себе, например, в пятницу — «Не буду, не буду, не буду» — и все равно осознавать с каким-то жутким изумлением, что в субботу ты сделаешь, да, сделаешь, ты будешь щупать их ширинки…

— Ради Бога, замолчите!

— Хуже того! Много лет назад доктор рассказал мне, до чего я в конце концов могу докатиться, что сделают со мной одержимость, страх и слабоумие… Чтобы утихомирить очередного ребенка… Похоже, я на грани слабоумия?

— Сдайтесь им сами. Вас положат в больницу.

— Но те-то сделали это в юном возрасте! Желание похитить ребенка… сколько бы человек ни пришлось убить… Подумать только, эти молодые люди, эта прекрасная девушка, у которой вся жизнь впереди! Нет, я отнюдь не из худших, джентльмены, не из бомбистов, похитителей и угонщиков, руководствующихся самыми высокими побуждениями… Как там она сказала? Мы знаем, кто мы, но не знаем, кем можем стать. Мой любимый персонаж, джентльмены. Ну что ж, не стану благодарить вас за доброту и гостеприимство. Жаль, что мы не встретимся в камере — если, конечно, у них не найдется новых свидетельств.

Они молча следили, как он закутывается в пальто, прижимает большой разноцветный мяч к груди и уходит своей забавной, упругой и неустойчивой походкой через боковую дверь. Через секунду-другую его силуэт мелькнул в щелях жалюзи, закрывающих витрину, и пропал.

Сим устало сел.

— Неужели это происходит со мной?