Тюрэ Эрикссон - Белый мыс

– Теперь я старая и некрасивая, и мой мальчик никогда не приходит навестить меня.

Она всплакнула от жалости к себе самой и сникла на кровати кучкой серого тряпья. Оке задумался было над тем, кого она понимала под «мальчиком», однако он спешил и продолжал умываться. Его молчание раздражало Хильду, и она снова стала ныть, что совсем не пьяна.

– Я выпила только две бутылки пива. Уж столько-то можно позволить себе в праздник! – твердила она воинственным тоном, который был ему знаком по букинистической лавке.

Следовало бы подыскать себе другую квартиру, однако новая куртка и шапка, лежавшие на стуле, говорили в пользу того, чтобы он принял предложение Хильды остаться и платить ей десять крон в месяц. Только при такой квартплате Оке мог надеяться, что у него будет оставаться что-нибудь на одежду. Теперь ему становилось понятно, почему фирмы и магазины искали рассыльных, живущих в городе с родными. Зарплата не была рассчитана на то, чтобы рассыльный мог сам себя обеспечить, хотя рабочий день длился по десять – одиннадцать часов.

Но сегодня Оке был богат и свободен от забот. В бумажнике лежало около двадцати крон, а там, в безликой массе людей, есть человек, который ждет его…

Взять куртку? Нет, она выглядит слишком просто. Он решил ограничиться джемпером под пиджак, хотя вечера еще были прохладные.

В Железнодорожном парке листочки еще не собрались с духом выглянуть из почек, зато на клумбах пестрели гиацинты и зеленела молодая травка. Карин уже пришла. Ее весенняя шляпка и пальто перекликались по цвету с голубыми цветочками. Она чем-то напоминала хорошенькую фарфоровую пастушку, но явно нервничала.

– Почему ты не сказал мне, что ушел от букиниста? – спросила она. – Я пыталась разыскать тебя там еще с утра.

– А что случилось?

– Ничего особенного. Просто папа вдруг решил приехать в город, чтобы отпраздновать у меня пасху. К восьми часам я должна идти с ним в театр на оперетту.

Оке постарался скрыть свое разочарование:

– Он останется до тридцатого апреля? [39]

– Вряд ли, но на этот день я уже договорилась с компанией из нашей школы. Давай лучше встретимся первого мая!

– Тогда я буду занят, – возразил Оке обиженно.

Карин раздраженно рассмеялась и взяла его под руку:

– Чем же, если не секрет?

– Пойду на демонстрацию!

Она выдернула руку и покраснела:

– Ты невыносим… но… но… позвони как-нибудь. Она подозвала проезжавшее по Васагатан такси и исчезла, прежде чем Оке успел что-нибудь ответить.

Первого мая магазин закрывался в час дня. Оке рассчитывал перехватить демонстрацию на Кунгсгатан. Ему хотелось посмотреть все шествие, а затем вместе с последними демонстрантами пройти до Гэрдет.

Однако, как он ни спешил, поручения все накапливались. Когда через узкий Кокбринкен донеслись звуки барабанов и громкая музыка духового оркестра, он стоял на Стурторгет, держа в руках корзину с продуктами. Первые колонны шли уже со стороны Сёдэр, над Мюнкбрукайен пламенели на солнце красные знамена.

Оке нужно было в обратную сторону, но он побежал вниз по переулку. Мимо него ряд за рядом проходили демонстранты.

– Да здравствует солидарность рабочего класса! Да здравствует борьба за социализм! – крикнул кто-то из руководителей.

В ответ ему раздалось оглушительное «ура».

Снова Оке ощутил, что стоит совсем в стороне от большой жизни. Солидарность – какое торжественное слово! Но ведь оно сохраняет свое значение не только по праздникам. А с кем ему быть солидарным в магазине? Ингрид никак не может простить ему, что он отказывается называть ее «фрекен Янссон», а отношение Курта к нему являет собой смесь хвастливого панибратства и наглости. Выходит, что его работодатель – единственный человек, который не старается поминутно напоминать Оке его место.

– Много их в этом году, – произнес какой-то полный парень в толпе, одобрительно кивая.

Из заднего кармана его комбинезона торчала плотничья мерка. Он бывал в магазине Энглюнда. Оке представлял себе, что он работает плотником где-нибудь на стройке. Они шли рядом в сторону Стурторгет, и новый знакомец Оке болтал о погоде, о демонстрации и о всякой всячине.

– Ты, кажется, живешь в Старом городе? Квартира хорошая? – спросил он.

Оке видел товарища в каждом человеке, одетом в синий комбинезон труженика, и потому без всяких церемоний рассказал, что не имеет даже кровати.