Тюрэ Эрикссон - Белый мыс

Бабушка тоже решила не показывать вида, что они вот уже скоро год как перестали разговаривать друг с другом.

– Ну конечно, можно, – ответила она.

Так кончалось большинство размолвок между соседями в Мурет. Почти все местные жители были бедняки и«висели друг от друга, однако гордость не позволяла им извиняться.

– Что, Стен все работает на каменоломне, даже после этого ужасного случая? – спросила Фина.

– Да вот, проработал пару недель грузчиком на пристани, а потом вернулся на старое место.

Фина поговорила еще о том о сем, потом опять повела речь о дяде Стене.

– Он жениться не собирается?

– Не знаю, не слыхала, – ответила бабушка сухо.

– Вот как… А то ведь в таких делах и оглянуться не успеешь… – протянула Фина многозначительно.

Бабушка заволновалась, но не стала показывать виду, пока не ушла гостья:

– Ну, жди теперь в дом какую-нибудь неряху, которая и делать-то ничего не умеет, только покрикивать горазда!

Намеки Фины имели под собой основание. В один прекрасный день дядя Стен вернулся домой вместе с крестьянской девушкой – с хутора, который лежал неподалеку от каменоломни. У нее был заметно увеличенный живот, на коже лица проступали коричневые пятна. Немало толков ходило об их женитьбе…

– Да они, никак, и не повенчаны как следует! – говорили одни.

– Их бургомистр в городе окрутил – разве это венчанье!

– Так ей, наверно, уже стыдно было идти к священнику, – ехидно замечали другие. – А он-то – известный безбожник, не признает ни бога, ни священного писания.

Оке проникся к жене дяди Стена подсознательной враждебностью.

Он решил, что она должна считать его обузой, эта новая, которую он непонятно почему обязан был называть тетей. Оке упорно уклонялся от этого, пока бабушка не стала на ее сторону.

– Ты должен говорить – тетя Мария, – заметила она строго.

Как-то в воскресенье, когда бабушки не было дома, тетка безжалостно ткнула его носом в умывальный таз.

– Опять где-то вывозился! – сердито проворчала она. Оке попала в глаза едкая мыльная пена, и он громко заревел, уверенный, что ослепнет.

– Ты что, воды боишься?

Дядя Стен вышел из себя и влепил ему оплеуху. Оке рванулся к дверям и выскочил на двор, несмотря на попытки тети Марии удержать его.

– Пусть бежит. Небось вернется, как замерзнет, – успокоил ее дядя Стен.

Оке хотел было убежать в лес, с тем чтобы никогда больше не возвращаться, но дело ограничилось тем, что он выплакал свою обиду под старой рябиной во дворе.

Мощный ствол укрыл мальчика, словно делясь с ним своей спокойной силой. Под сенью этой рябины стоял когда-то домик, в котором родилась его мать…

Это дерево с широкой кроной, опирающейся на три узловатых сука, было самым большим на дворе еще тогда, когда в Мурет приехал Самюэль Шёберг. Никто не знал, сколько лет старой рябине, а между тем ее не смогли заразить ни гниль, ни плесень. Только в одном месте виднелся большой шрам – там рос раньше четвертый сук, обломившийся в незапамятные времена. Потом в этом углублений проросло семечко одуванчика, заброшенное наверх вместе с землей.

Повыше пристроились три скворечника. Сюда прилетал первый скворец еще в ту пору года, когда морозный рассвет голубел, как льдинка. Он садился черным комочком на самых верхних развилках и звонко пел про свою весеннюю радость. Весной мрачный великан преображался, весь покрываясь белым цветом.

…Как-то под вечер, когда Оке любовался ярким убором рябины, в воздухе послышался мощный, все нарастающий гул.

Оке ждал, что рябина закачается под напором страшного вихря, о котором он знал только по рассказам бабушки. Однако ни один листок не шелохнулся.

Ходившая на болоте корова испуганно замычала и прибежала к калитке. Задребезжали оконные стекла, кошка спряталась под кровать, а бабушка, мывшая в это время посуду, уронила тарелку на пол. Вот уж много лет, как она не слышала ничего подобного.

– Что это еще там приключилось! – крикнула она тете Марии и поспешила наружу.

Они обе так и замерли на ступеньках, не в силах вымолвить ни слова. Над самым лесом неслись, словно стая диких гусей, пять крылатых машин, отсвечивая на солнце серебром. На бабушкином лице было написано удивление, смешанное с восхищением.

– Летчики! – воскликнула она наконец. – Они летают по воздуху, словно птицы.

До сих пор бабушке все как-то не верилось, что людям удалось воплотить в жизнь древнюю мечту о крыльях.

Оке поначалу тоже был подавлен торжественностью момента, но потом вдруг присел от смеха.