Тюрэ Эрикссон - Белый мыс

– Что с тобой случилось? – спросил Оке.

Геге взял его за руку и произнес почти торжественно:

– Я получил работу! Настоящую работу – на стройке.

«Верните нам достоинство людей» – эти слова еще давным-давно написал в своей рабочей песне Хенрик Менандер. В душе Геге коренилось добытое горьким опытом сознание того, что человеческое достоинство и труд неразрывны. Труд составляет основу существования – твердую почву под ногами.

– И еще одно дело, – продолжал он. – Есть вести от Акселя!

Оке буквально вырвал у него из рук письмо, написанное почерком, так хорошо знакомым по многочисленным протоколам ячейки. Оно было послано месяц назад; очевидно, задержала военная цензура.

«Дорогие товарищи! Мне досталось довольно основательно, но теперь уже большинство осколков вытащили. Самый ехидный проник в левое легкое. Меня угостили в битве на Хараме, о которой вы, наверно, уже знаете из газет.

В начале февраля франкисты развернули большое наступление, решили перерезать шоссе между Мадридом и Валенсией и отрезать Мадрид от побережья. Целый ряд атак предприняли они у Аргандского моста, бросали в бой марокканскую кавалерию, немецкие моторизованные части и итальянскую пехоту. Хуже всего досталось нам от их самолетов, которые действовали почти без помех.

В нашей группе были французы, испанцы, один поляк и двое датчан. Прямо из учебного лагеря бригады мы попали в огненный, грохочущий дьявольский концерт.

Никогда не забуду запах тимьяна и пороха в долине. Фашисты закрепились на хребте по ту сторону реки, а республиканская милиция занимала склон горы до самого берега.

Первая встреча с противником была весьма неприятной. Мы продвинулись вперед на полкилометра, как вдруг навстречу двинулись огромные махины. Фашистские танки! А у нас не было никакого бронебойного оружия. Мы с поляком попробовали спасти пулемет, но это оказалось невозможным. Тогда мы привели его в негодность и отошли метров на триста. Там мы закрепились. Фашисты напоролись на заградительный огонь нашей артиллерии, которая отбила им охоту двигаться дальше.

А на рассвете все началось сначала.

Фашисты потеснили нас, но тут мы разозлились и закопались в землю. У нас было четыре пулемета на фронте шириной в пятьдесят метров. Это остановило их. Тогда фашисты стали забрасывать нас минами, мы несли большие потери. Одному датчанину прямым попаданием снесло голову.

После упорной шестидневной обороны мы перешли в наступление, которое обошлось фашистам в 9000 убитых, и оттеснили их на пять километров от шоссе. Мы пошли в атаку после того, как наши танки незамеченными подобрались ночью к самым позициям фашистов.

Я как раз побежал вперед с пулеметом, как вдруг меня что-то сильно ударило. Единственный способ вывезти раненых у нас здесь – переправа на мулах через мост, под непрерывным огнем с высот, потом подъем до перевязочного пункта. Оттуда на машине по проселку до шоссе. Но я ничего не помню из этого пути. Пришел в себя уже в госпитале.

А теперь я, как уже было сказано, поправляюсь и жду с нетерпением писем от вас. Привет всем друзьям и товарищам.

– Ты заметил, как тут стало пусто без Акселя, Бьёрк-нера и остальных «испанцев»? Кафе словно вымерло, – заметил Геге, когда Оке кончил читать и комментировать письмо.

– Да и Сверре не хватает.

– Надо будет как-нибудь в воскресенье съездить в Сёдэрбю навестить его. Раньше у меня просто не было возможности, а теперь – другое дело, – ответил Геге, предвкушая радости первой получки.

Рашпиль прошел к полке с газетами. Казалось, он собирался подняться на «полати», однако дело ограничилось приветственным кивком.

– Смотри ты, какой молчаливый стал! Уже не рассказывает о том, как собирался ехать в Вену, – подметил Оке.

Геге сразу посерьезнел:

– Не так-то легко угадать, кто на самом деле трус.

– Ты имеешь в виду меня? – Оке чувствовал себя так, словно получил пощечину.

– Нет, ты еще молод туда ехать. Я думаю о себе самом. «У испанцев и без тебя хватает таких, которые в жизни не держали винтовки в руках», – сказал мне как-то Бьёркнер, когда мы с ним обсуждали этот вопрос. Мой призыв пришелся как раз на тот год, когда в моде было разоружение, поэтому меня начисто освободили.

– Чего же ты устраиваешь из этого проблему?

– Видишь ли… я не совсем уверен, что решился бы поехать даже в том случае, если бы прошел военное обучение…

Загорелые, с засученными рукавами, съезжались в конце рабочего дня рассыльные.