Тюрэ Эрикссон - Белый мыс

Он отложил покупку билета и направился вместо этого в столовую, какие обычно располагаются на вторых этажах старых домов с просторными комнатами. «Частная столовая Марианны» славилась своими бутербродами и закусками. Готовясь к приходу своих постоянных клиентов, хозяйка столовой отправилась в традиционный обход и с ужасом обнаружила, какому опустошению подверглись только что расставленные блюда и подносы. Сколько намеревается еще проглотить этот худой приземистый юноша? Хорошо, что горячие блюда подаются порционно, не то с такими едоками она бы быстро прогорела!

Оке заставил себя есть возможно медленнее, чтобы продлить удовольствие.

Когда он снова вышел на улицу, город показался ему совершенно переменившимся. Белые крыши и припудренные снегом деревья в парках были озарены новым, радостным светом.

Еще горели уличные фонари, и только разносчики газет успели оставить свои следы на заснеженной Каммакаргатан. Оке поглядел в обе стороны, потом поднял глаза на фасады домов. Повсюду темные окна с опущенными занавесками… Убедившись, что за ним никто не наблюдает, он подбежал к ближайшему киоску, выбрал в ящике несколько газет, сунул их под пальто и вернулся в подворотню. «Нужен мальчик-рассыльный. Есть возможность обучиться специальности», – гласило объявление фотографии, расположенной где-то в Эстермальме. Оке вернул газеты на место. В фотографию предлагалось обращаться от восьми до девяти – на этот раз он постарается быть первым в очереди.

Жители Эстермальма просыпались поздно. Больше часа он стоял в одиночестве и мерз у дверей фотоателье, пока не появилась молодая женщина, которая принялась отпирать двери.

– Вы чего ждете? – поинтересовалась она.

– Ищу работы и решил, что лучше прийти пораньше.

– Место уже занято.

– А ваше объявление в сегодняшней газете?

– Место было занято еще вчера, вечером. Произошло какое-то недоразумение – объявление должно было быть снято, – объяснила она с деланным сожалением в голосе.

У Оке даже не хватило сил разозлиться. Охваченный тупым отчаянием, он побрел в сторону Стюреплан. Какое число сегодня? Восемнадцатое февраля…

Близится новый месяц, а он все еще не знает, как наскрести денег для оплаты комнаты или билета домой, покупку которого откладывал со дня на день. Единственный оставшийся у него предмет, подходивший для превращения в звонкую монету, – псалтырь, подарок ко дню конфирмации, уложенный в чемодан по настоянию бабушки, – дал ему семьдесят пять эре в букинистической лавке, специализирующейся на религиозной литературе. Этого хватило на кашу к завтраку, но вскоре голод вспыхнул снова, обжигая внутренности изнуряющим пламенем. Остается испытать еще один выход – биржу труда, в которой Геге стоит на учете уже не первый год…

Сначала он попал в комнату ожидания с голыми стенами, окрашенными в неприветливый сине-зеленый цвет. На длинных деревянных скамьях вдоль стен сидело десятка два безработных; они не сводили глаз с черной доски, на которой записывались сведения о случайной работе. Оке попробовал выяснить, кто последний в очереди на регистрацию.

– Заходи прямо в контору. Мы уже все получили свои жетоны.

За столом сидел мужчина в темном халате, роясь со скучающим видом в картотеке. Оке пришлось простоять довольно долго, прежде чем служащий соизволил поднять взор и обратиться к нему с вопросами:

– А вам чего надо? Вы здесь раньше бывали? Какую работу ищете?

– Согласен на все что попало.

– «Что попало»! Разве вы не видели в объявлении при входе, что у нас здесь разные отделы по профессиям?

– Больше всего мне хотелось бы попасть на завод, но…

– Тогда вам в соседнюю дверь, – прервал его служащий с нарастающим раздражением.

– Но если на завод попасть нельзя, то я согласен быть рассыльным, – продолжал Оке.

Служащий достал карточку и стал заполнять ее с видом великомученика.

– Адрес – Каммакаргатан.

Не успев еще записать номер дома, он уже задал следующий вопрос.

– Вы живете у родителей?

– Нет.

– Значит, у родственников?

– Нет, у меня нет никого родных в городе.

– Вы здесь одни?! Да как это можно – семнадцатилетний мальчик приезжает – куда! – в Стокгольм и снимает комнату!

Столь вопиющий пример юношеского безрассудства явно не укладывался в параграфы биржи и совершенно вывел служащего из равновесия. Он решил поскорее отделаться от случая, сулящего осложнения, порвал бланк и заявил кисло: