Игорь Дуэль - Тельняшка математика

Однажды, когда я учился в десятом классе (а я из-за роста и сложения всегда казался старше своих лет), нас впервые приняли за «парочку». Мы пошли в театр на Таганке, как у нас называлось, «на арапа» – то есть в надежде стрельнуть у входа лишние билеты. Чтобы лучше ловилось, разошлись в разные стороны. Матери всегда в таких делах везло. Один билет ей попался почти сразу, но со вторым что-то долго не получалось. Наконец, я увидел – мать машет рукой. Подошел, она стоит рядом с каким-то седым франтом.

– У тебя полтинник есть? – спросила мать. – Я рассчитаться не могу.

Я достал мелочь.

Франт посмотрел разочарованно:

– He знал, что вы с кавалером! Ни за что бы билета не продал.

Тут я прыснул, а мать толкнула меня локтем в бок: молчи!

Когда мы зашли в фойе, я сказал обиженно:

– Тебе стыдно признаться, что я твой сын?

Она щелкнула меня по носу:

– Ну и балда же ты: мне стыдно! Ты побежишь на свой бельэтаж, а я с этим типом весь спектакль буду одна сидеть. Он узнает, что ты не кавалер, тут же начнет приставать, у него же глаза сальные.

– Пусть попробует! – резанул я.

– Ну вот, – рассмеялась мать, – еще не хватает, чтоб ты дрался, отстаивая мою честь. Сама отстою, не бойся. Просто мы промолчали – и вечер обойдется без дурацких разговоров. Элементарная логика, кавалер!

Потом за «парочку» нас принимали не раз, и это очень нас забавляло.

Когда я кончал школу, к нам в дом зачастил журналист Алексей Семенович, бородатый человек лет сорока пяти. Он объездил почти весь Союз, да и вообще полмира, забирался в такие уголки, о которых никто не знал, и мастерски умел рассказывать о своих путешествиях. У него была забавная манера – он работал под простачка, хотя был человеком весьма образованным, обладал гибким и острым умом. Он любил дурачить материных подруг – затевал спор, долго разыгрывая из себя полного невежду, а потом вдруг вставлял в речь два-три замечания, из которых становилось ясно, что суть дела он знает куда лучше своих разумных оппоненток.

По тому, как радовалась мать его появлению в доме, его телефонным звонкам, по тому, как смотрел он на мать, я понимал, что это серьезно, и искренне радовался. Сыновнего эгоизма я был лишен. Возражения детей, которые мешают матерям выходить замуж – этот сюжет часто проходит в фильмах – казались мне всегда вздорными и нелепыми. И я очень надеялся, что они поженятся. Но проходил месяц за месяцем, а все оставалось по-старому. Алексей Семенович время от времени появлялся у нас, мать часто ездила к нему, предупреждая меня, что вернется поздно, и я уже понемногу начинал злиться на бородатого журналиста за столь двусмысленное поведение. Так продолжалось примерно год.

Однажды Алексей Семенович позвонил днем. Я удивился: что он, не знает – мать в это время на работе. Но он сказал, что хочет поговорить со мной с глазу на глаз, и просил не рассказывать матери ни о его звонке, ни о нашей встрече. Я ехал на это странное свидание встревоженный, совершенно не представляя, о чем он хочет говорить со мной. Этот обычно медлительный, уверенный в себе человек был суетлив и взвинчен. Он затащил меня в кафе-мороженое, долго выбирал, что именно заказать, рассуждал о достоинствах разных сортов мороженого – и все это как-то сумбурно, сбивчиво, прыгая с одной темы на другую. Когда подошла официантка, он вдруг спросил меня, не хочу ли я выпить. Я отказался.

– А я, Юра, выпью полтораста коньячка. Для храбрости. Ты не возражаешь, а?

Официантка ушла. Он снова заерзал на стуле. А потом опять попросил меня не рассказывать матери про наш разговор. При других обстоятельствах я бы разозлился на него: я ведь уже обещал молчать, что он, не доверяет, что ли? Но я не разозлился, потому что, пожалуй, впервые видел, как боится взрослый человек разговора со мной. Наконец нам принесли заказ. Он схватил стакан, выпил залпом и сразу заговорил, будто понял, что последняя отсрочка использована и надеяться теперь уже не на что.

– Понимаешь, старик, – сказал он и осекся, потому что никогда так меня не называл. – Понимаешь, Юра… Ну, в общем, извини, если что нечетко сформулирую. Это для меня очень важно. И тут многое от тебя зависит. То есть я хочу сказать, – решение за тобой. Хоть ты и мальчишка, а речь идет о двух взрослых людях. Ну, в общем, о судьбе.

Он запутался окончательно, откинул со лба волосы, и вдруг рассмеялся.

– Фу, черт! Ну и говорю. Язык, словно жернов. Тебе, наверное, смешно?

– Нет, – сказал я, – не смешно. Я понимаю: вы волнуетесь.