Игорь Дуэль - Тельняшка математика

Остаток вечера мы провели в сборах, а ранним утром следующего дня уже мчались на автовокзал.

Это были три восхитительные дня. Мы успели поглядеть Юрьев-Польский, Суздаль и Владимир. Лазили по колокольням, забирались на замшелые галереи, идущие вдоль крепостных стен, месили грязь на оплывших земляных валах. Рябило в глазах от великолепия икон, фресок, резьбы по камню. Чувствовали мы себя легко и свободно, будто странники, бросившие привычный уклад жизни и пустившиеся в неведомую дорогу, про которую никто не знает, когда она кончится.

О моих институтских делах мать не заговорила ни разу. Поначалу мне был тяжел такой заговор молчания, но самому начинать разработку этой темы не хотелось. Однако к концу первого дня я уже втянулся в жизнь странника и к своим делам все реже возвращался мыслью. Волна новых впечатлений, сплошь веселых, радостных (а мать все умела сделать веселым, даже короткие посещения третьеразрядных дорожных забегаловок) перешибала мысли о свалившейся беде. Лишь вечером, когда укладывался спать в гостинице, снова накатывали мысли о том, что мне вскоре предстояло. Но и то недолго: умотавшись от дневной беготни, засыпал я быстро.

Из Владимира мы вернулись электричкой в понедельник в двенадцатом часу ночи. Только и хватило времени распихать дорожные вещи, помыться, поесть.

Во вторник за завтраком мать вспоминала о нашем путешествии. Но, когда уже прощались, поцеловав меня в лоб, сказала:

– Ну, Юра, держись! Впрочем, может, еще и проскочит. Ведь сегодня вторник. Помнишь английскую примету: «Tuesday child» – дитя вторника. Кто родился во вторник – счастливый. Потому что вторник – счастливый день.

По вторникам в нашей лаборатории – явочный день для всех. И я заранее представлял – малоприятных разговоров с коллегами избежать не удастся. Но я никак не ожидал, что именно в этот день впервые появится Ренч. По моим расчетам, он должен был вернуться из Башкирии только в конце недели.

Голос Ренча я услышал еще из коридора и очень ему обрадовался. Может, действительно сегодня – день удач. Ведь вот как вовремя приехал шеф. Он-то защитит, не даст в обиду. Ну были у нас мелкие глупые размолвки, ну сдавать он стал. Разве в этом дело? Ведь я же действительно его ученик. На кого же еще, если не на него, могу положиться? Да и знает он, как все было с самого начала, «болотный вариант» возникал прямо на его глазах. И, поддавшись этому обнадеживающему настроению, я не услышал, что в голосе Ренча звучала крайняя степень раздражения, не заметил, как с моим появлением в разговоре повисла неловкая пауза. Кинув на ходу общее «здрасте», я направился к Ренчу и, улыбаясь, сказал:

– Здравствуйте, Марк Ефимович! Господи, как же хорошо, что вы приехали! Как я вам рад!

Но он не встал мне навстречу, и рука моя, протянутая к нему, зависла в воздухе без ответного пожатия.

– А я не рад! – выкрикнул он. – Совсем не рад. И уж если речь пошла об эмоциях, то я – более того – совсем бы не хотел вас видеть.

По инерции я еще улыбался, а он орал прямо в лицо.

– Я отмечал ваше моральное падение. Сколько раз предупреждал, пытался удержать, но вас так и тянуло в грязь, словно магнитом. Вы, вы… – взвизгнул, он вскочил: – Как вы можете в глаза мне смотреть!

Я почувствовал, как кровь бросилась в лицо.

– Марк Ефимович, – сказал я как можно спокойнее. – Есть слова, которые невозможно забыть. Их не спишешь потом ни на какое возбуждение. Прошу вас: остановитесь, выслушайте меня. Я не знаю, какой вы располагаете информацией. Подумайте, ведь она может быть ложной!

Ренч саданул со всей силой кулаком по столу.

– Он еще выворачивается! Мне не нужны ваши оправдания. Информация у меня самая точная. Своими ушами слышал. Только что звонили из уважаемого журнала. Заместитель редактора. Там очень ждут статьи – вашей с высокопоставленным соавтором. Вы обещали ее вчера. Они крайне встревожены. Статья идет в уже сверстанный номер. Вот какая спешка! Какой почет! Все, чего вы так жаждали! Вот вам информация!

– Это ерунда, Марк Ефимович!

– Замолчите! Хватит! Я скорее пойму женщин, которые торгуют своим телом, чем ученых, торгующих своими мыслями. Вы хуже шлюхи. Вам все было дано. А вы вместо того, чтобы работать, искали в мое отсутствие себе покровителя. И нашли. Ну уж нашли…

Ренч задохнулся и замолк, судорожно ловя ртом воздух.

– Марк Ефимович! – сказал я четко. – После того, что здесь было произнесено, я ни при каких условиях не смогу остаться в вашей лаборатории.