Ника Сафронова - Соло на троих

Они будто сами по себе отворились, управляемые кем-то с дистанционного пульта. И я вдруг испугалась, что сейчас из-под куртки пробьется мой пульс. Мне потребовалось немало усилий, чтобы справиться с чувствами. На это ушло все время, пока Мишаня, толкаясь задом, пытался въехать между Севиным «Лексусом» и чьей-то синей «Тойотой». Зато в самый ответственный момент, когда Лихоборский собственной персоной спустился с крыльца, я уже крепко держала себя в руках.

Всеволод, склонив голову, направился к нам, силясь через стекло разглядеть таловского пассажира.

– Здорово! – услышала я. – Кого это ты привез? Мамка не заругает?

– Мамка не знаю, а Вероника может приревновать, – ответил Мишаня, помогая мне выбраться.

Предупрежден, значит, вооружен!

Эта присказка подходила ко мне, но никак не к Лихоборскому. У него едва не сделался приступ.

– А… а… Оксана?!!

– Здравствуйте, Всеволод Григорьевич! – я протянула ему руку. – Извините за внезапное вторжение, во всем виновата непогода. Надеюсь, вы позволите немного у вас обогреться?

– Мальчики, ну где вы там? Давайте в дом бегом! – раздался с крыльца чей-то нетерпеливый оклик. Я подняла глаза и чуть не упала замертво, узнав в крикунье свою старую знакомую. «Индианка», зябко потирая оголенные плечи, тоже всматривалась в меня, но пока еще, кажется, не признала.

Лихоборский все стоял. Его волосы, лоб и щеки уже покрылись каплями. Потом он в две руки взял мою протянутую ладонь. Не пожал, а просто подержал.

– Даю вам полную свободу действий, Оксана Александровна! Грейтесь, сколько вашей душе будет угодно.

А Талов уже спешил на зов «индианки».

– Где Вероника? Мне нужно с ней поговорить.

– В гостиной, – женщина слегка удивленно посторонилась.

– Идемте тоже под крышу, Оксана! Вы сейчас вся вымокнете! – Лихоборский, легко потянув меня за пальцы, направился первым. – Ну что же вы? – обернулся он.

Я двинулась следом.

– Скорее! Скорее! – поторопила «индианка» и спряталась от усилившегося дождя внутри.

Пришлось и нам пробежаться. Всеволод пропустил меня первой, потом вошел сам. «Индианка» тут же набросилась стряхивать с его свитера влагу.

– Может, представишь мне нашу гостью? – игриво взглянув на него снизу вверх, сказала она.

– Это Оксана. Она занималась нашей рекламной кампанией.

Лихоборский отер ладонью мокрое лицо. А «индианка», взмахнув ресницами, перевела взгляд на меня.

«Так вот, значит, кто ты такая!» – сказал мне ее ревнивый прищур. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы улыбка вышла располагающей.

– Ну, а я Татьяна!

– Очень приятно, – я тоже потрудилась быть убедительной.

– Что ж, пойдемте к столу?

– Нет-нет, я не надолго, от силы на полчаса. Мне нужно переговорить с Михаилом, и я поеду.

Всеволод кинул на меня быстрый взгляд, но ничего не сказал. Зато Татьяна принялась уговаривать:

– Ой, ну что за ерунда! Посидите немного! Никуда не сбегут ваши дела!

Намекнуть ей, что ли, что после того случая в больнице я стала плохо переносить их совместное общество?

– Ну что, вы так и будете здесь стоять? – подступился Лихоборский. – Давайте сюда вашу куртку!

Он стал помогать мне разоблачаться и случайно коснулся шеи своими холодными пальцами. Меня так и протрясло. Нет, нужно срочно сматываться отсюда! Это невыносимо!

А в гостиной уже полным ходом пили и ели. Народу было немного. Не считая нас, еще трое мужчин и столько же женщин. Выходит, своим приездом я нарушила царящее здесь библейское равновесие: в отличие от прочих тварей осталась без пары. От этого почему-то стало еще гаже.

Во главе стола восседал какой-то бородатый жирдяй, жадно и шумно уплетающий соленую помидорку. Рядом – точеная, как статуэтка, молодая стервочка подтирала толстяку кучерявую бороду. С другой стороны от нее расположилась еще одна пара – худой, неразговорчивый армянин и пышная, смешливая хохлушка.

Талов со своей пассией общались возле окна. При одном взгляде на эту женщину можно было смело приклеивать ярлык «Первостатейная сука!». Худая до невозможности. С длинным вороньим носом и мелкими колючками вместо глаз. Она куталась в ярко-оранжевый шарф и что-то высказывала Мишане. На руках ее было столько браслетов, а на пальцах перстней, что дня не хватило бы, чтобы их сосчитать.

При нашем появлении все общество необычайно оживилось.

– Сева, друг мой любезный! – воскликнул толстяк. – Кто сия прекрасная незнакомка, которая, как звезда, озарила нашу бледную обитель?