Ника Сафронова - Соло на троих

– Ох ты! А генеральный-то не расписался! Хотел, да, видно, забыл!

– Ну так в чем проблема? – вклинился Талов. – Давайте спустимся в зал – и подпишет!

– Нет-нет, не стоит его отвлекать! – попыталась возразить я. – В другой день заеду. Ничего страшного.

– Ну прекратите, Оксана! Минутное дело.

Талов решительно взял договор, и мы все трое стали спускаться на первый этаж.

– Как поживает Ирина? – как бы невзначай спросил по дороге Мишаня.

Я, таинственно улыбнувшись, пожала плечами:

– Как всегда. Носится, трещит по мобильному и орет.

Талов опустил голову, нахмурился. Больше он про Ирку ничего не спросил.

Спустившись, мы повернули в ту часть здания, где я еще ни разу не была. Все те же пастельные стены, кадки с цветами, кубисты. Из дальнего пролета доносилась приглушенная музыка. По мере нашего приближения она становилась все громче и громче, пока не оглушила совсем. Зажигательная латиноамериканская песня гремела из распахнутой двери. Оттуда же доносился гул множества голосов, смех, веселые крики. В общем, самый обычный праздничный гвалт.

Мы вошли – и я сразу же потерялась. Столько народу! Все что-то пьют, едят, разговаривают. Кто-то сидит за столом сбоку припеку. Прочие общаются кучками, рассредоточившись по огромному залу.

Мишаня сориентировался гораздо быстрей. Он взял меня за руку и повел к дальним окнам.

И точно! Теперь я и сама увидела Севу. Он был в белоснежной рубашке и костюмных брюках. Ни галстука, ни темного верха. Стоял, опершись задом о подоконник и выслушивал что-то от сутулого человека в очках. Очкарик одной рукой обнимал именинника, а другой, в которой был фужер, рисовал в воздухе какие-то кольца. Всеволод то и дело покатывался со смеху. Под завязку собеседники троекратно расцеловались, чокнулись, пригубили – и очкарик мгновенно исчез. Вместо него Лихоборского обступили девицы: худая, очень худая и рыжая. Они тоже что-то произнесли, после чего Всеволод взялся с каждой из них обниматься. И тут как раз уперся взглядом в меня.

Кажется, он не заметил, куда потом подевались девицы. Пошел прямо на нас.

– Ба-а! Какие люди! Вот это подарок так подарок!

– Не стоит благодарности, – втиснулся Талов. – С удовольствием возьму деньгами. На-ка вот, подпиши девушке документ!

– Это мы мигом! – Лихоборский было сунул руку во внутренний карман пиджака, да осекся – пиджака-то на нем и не было. – Эх, Мишаня, выручай!

Талов быстренько юркнул себе за пиджачный отворот.

– Держи! Не сломай золотое перо!

– Не сломма-аю! – Всеволод развернул друга на 180 градусов. Приложив договор к его атласной спине, расписался. – Нате вам! – это он уже мне.

– Благодарю, – я взяла драгоценную бумагу и, свернув вдвое, спрятала в сумочку. – Всеволод Григорьевич!

– Да.

– Поздравлю вас! Поздравляю вас с днем рождения!

– Спасибо, душа моя!

– Ну да! – снова влез Мишаня. – Это кто же так поздравляет! А ну! Шампанского даме! – крикнул он куда-то в толпу.

Я думала, больше для куражу, но нет – через секунду перед нами вырос человек с подносом. На подносе стоял фужер, наполненный игристым вином.

Мишаня, переместив фужер с подноса в мою ладонь, сказал:

– Говорите тост, Оксана!

– Я? Ну, что могу сказать? – я растерянно глянула на Всеволода.

Тот смотрел испытующе.

– Скажите что-нибудь, – подначивал Михаил. – Смотрите, какой у нас хлопец народился! – стиснул он могучие Севины плечи.

– Ну, не знаю даже. Попробую…

Во время моего тоста Лихоборский почему-то все время поддакивал, как теща Ипполита Матвеевича из «Двенадцати стульев». Говорить мне было и так непросто. Я постоянно краснела и смотрела куда угодно, только не в глаза имениннику.

– Всеволод Григорьевич… – смущенно начала я.

– Нда.

– От всей души поздравляю вас с вашей… не знаю какой по счету годовщиной…

Тут Лихоборский погрозил мне пальцем:

– Вы зна-а-аете… Но допустим…

– Желаю вам счастья!..

– Нда.

– Успехов на службе!..

– Нда.

– Крепкого здоровья!..

– Нда.

– Любви…

– Э, нет, голубушка Оксана Александровна! Этого добра мне не надо, – он, приобняв, слегка похлопал меня по спине. – Спасибо вам за ваши сердечные пожелания! Спасибо! Тронут до глубины души… Давайте! Дзинь! – с этими словами он чокнулся со мной. И, сделав кому-то приветственный знак рукой, пошел по гостям дальше.

Я расширившимися глазами смотрела, как он удаляется. Мишаня, кажется, тоже слегка припух. Во всяком случае, покусав губы, сказал: