Кормак МакКарти - Дорога

— Что это, пап?

— Кое-что вкусненькое, для тебя.

— Что это?

— Подожди. Садись.

Ослабил узлы, помог мальчику снять рюкзак и поставил его так, чтобы можно было спиной на него опереться. Просунул большой палец под ушко, дернул кверху и открыл банку. Поднеся кока-колу поближе к носу, уловил шипение лопающихся пузырьков и протянул банку мальчику.

— На-ка, пробуй. Мальчик взял банку.

— Там пузыри.

— Ну же, не бойся.

Мальчик посмотрел на отца, наклонил банку и сделал один глоток. Задумчиво посидел, решая, нравится ему или нет, а потом сказал:

— Ужасно вкусно.

— Ну видишь.

— Пап, ты тоже глотни.

— Я хочу, чтобы ты все выпил сам.

— Пап, ну пожалуйста.

Он взял банку, чуть-чуть отхлебнул и вернул мальчику.

— Допивай. Давай посидим здесь немного.

— Потому что мне никогда больше не придется такое попробовать, да?

— Кто знает, что нас ждет впереди.

— Понятно.

День уже подходил к концу, когда они вошли в город. Длинные бетонные щупальца хайвеев и переплетенья шоссейных развязок, словно развалины гигантского парка аттракционов, маячили в сгущающемся сумраке. Засунул пистолет за пояс, куртку оставил незастегнутой. Повсюду лежали мумифицированные тела: кожа потрескалась и прорвалась на стыках костей, сухие и перекрученные как проволока сухожилия, сморщенные изможденные лица мучеников серее савана, оскаленные желтоватые зубы. Обувь давным-давно украдена, так они и лежали — босоногие, будто паломники.

Пошли дальше. Он постоянно смотрел в зеркальце, проверял обстановку у себя за спиной. Никакого движения, только пепел летит по улицам. Перешли реку по высокому бетонному мосту. Причал внизу. В серой воде — полузатопленные маленькие катера, ниже по течению катеров еще больше, целое кладбище увязших в жирной саже суденышек.

В тот же день, пройдя еще миль пять на юг и чуть не заблудившись в зарослях мертвого кустарника, на очередном повороте дороги набрели на ветхий дом с трубами, треугольниками мансард и каменной оградой. Он резко остановился. Потом повернул к дому, толкая перед собой тележку.

— Что это за место, пап?

— В этом доме прошло мое детство.

Мальчик стоял и рассматривал дом. Деревянная обшивка нижней части почти полностью отсутствовала — пошла на костер, — так что обнажились балки и куски утеплителя. Негодная москитная сетка с заднего крыльца валялась на цементном полу террасы.

— Ты что, хочешь зайти?

— А почему бы нет?

— Я боюсь.

— Неужели не хочешь посмотреть, где я жил?

— Нет.

— Ничего страшного ты не увидишь, не бойся.

— А вдруг там кто-то есть?

— Не думаю.

— А вдруг?!

Стоял и смотрел на окно своей комнаты. Перевел взгляд на мальчика.

— Если хочешь, подожди здесь.

— Не хочу. Ты всегда так говоришь.

— Извини.

— Я не обижаюсь. Но ты всегда так говоришь.

Они скинули рюкзаки, и оставили их на веранде, и, раскидывая мусор ногами, вошли в дом через кухонную дверь. Мальчик не отпускал его руку. Внутри ничего не изменилось. Пустые комнаты. В небольшой комнате рядом со столовой — голая панцирная сетка, складной металлический стол. Все та же чугунная решетка небольшого камина. Исчезли сосновые панели со стен, остались только рейки. Он продолжал осматривать комнату. В деревянной каминной полке нащупал большим пальцем дырочки от гвоздиков, на которых сорок лет назад висели чулки с подарками. "Когда я был маленьким, мы в этой комнате праздновали Рождество". Повернулся и посмотрел в окно на безжизненный двор. Заросли мертвой сирени. Остатки «живой» изгороди. "Холодными зимними вечерами, когда из-за бури гасло электричество, сидели с сестрами здесь, перед огнем, и делали домашние задания". Мальчик наблюдал за ним. Смотрел, как невидимые тени из прошлого обступают отца.

— Давай пойдем, пап. Пора.

— Да-да.

Но с места не сдвинулся.

Пересекли столовую с ее девственно чистым очагом — мать не допускала, чтобы копоть зачернила желтые кирпичи. Пол вспучился от дождя. В гостиной аккуратная кучка — косточки какого-то небольшого животного, вероятнее всего кошки. Стеклянный бокал около двери. Мальчик вцепился в его руку. Поднялись по лестнице на второй этаж, повернули и пошли по коридору. Пирамидки влажной известки на полу, оголенная обрешетка крыши. Он стоял на пороге своей комнаты. Тесное пространство под скатом крыши. "Я здесь спал. У этой стены стояла кровать". Сколько снов ему приснилось в этой комнате за те бессчетные ночи! Сны, рожденные воображением ребенка, переносили в прекрасные или страшные миры. Ни тем, ни другим не суждено было стать реальностью. Распахнул дверцу стенного шкафа, втайне надеясь увидеть вещи из детства. Ничего, только холодный дневной свет, пробивающийся из пролома крыши. Мрачный, как его душа.