Израиль Меттер - Среди людей

У завуча было хорошее хозяйство — корова, двое поросят, куры и утки. Из курской газеты весной приезжал фотограф и снимал завучеву корову. Нина Николаевна стояла рядом с книгой в руках.

Поля хорошо помнила, как этот фотограф сидел потом в гостях у Алексея Федоровича, они пили вино, и Алексей Федорович рассказывал, что без школы он не видит для себя никакой жизни. Фотограф был кругленький, с толстым лоснящимся носом и обожженной солнцем лысиной. Поля подавала им на стол сковороду с яичницей, а он спросил:

— Интересно, почем здесь яички?

Весной, перед экзаменами, к Алексею Федоровичу часто приходили гости. То заедет на бричке заведующий конторой «Заготзерно» Корней Иванович Романенко, то жена главного инженера МТС.

Романенко входил в дом в брезентовом плаще, который стоял вокруг него как фанерный, с плетью в руках, каждый раз стукаясь головой о притолоку. Голос у него был сиплый и тонкий. Разговаривая с Алексеем Федоровичем, они много смеялись и кричали, а потом Поля приносила из брички большую крынку свежего пчелиного меда, сало или битого гуся.

Сын заведующего, Петька Романенко, здоровенный парнище, сидел в девятом классе два года. Корней Иванович как-то сказал Поле:

— Ты зачем моего хлопца веником огрела?

— А чтоб не баловался куревом.

— На то есть отец с матерью. А рукам воли не давай.

— Я не учитель, мне можно, — сказала Поля.

Романенко засмеялся и хлопнул ее по плечу. Петьку перевели в десятый класс.

Жена главного инженера, недавно присланного из Москвы, пришла к Алексею Федоровичу и сказала:

— Я хотела бы заранее ознакомиться с теми условиями, в которых будут проходить учебу мои дети. При этой женщине можно разговаривать свободно? — спросила она, указав глазами на Полю.

Иногда Алексей Федорович вызывал к себе домой учителей. Чаще других приходила Татьяна Ивановна — учительница русского языка. Поля знала ее девчонкой. Таня Гулина окончила Грибковскую школу лет восемь назад, потом поехала в курский пединститут и вернулась учительницей к себе в село.

Алексей Федорович разговаривал с ней строго:

— У вас, Татьяна Ивановна, опять много двоек. В девятом «А» восемь штук.

— Из них четыре у Петра Романенко, — отвечала Таня. Голос у нее дрожал от обиды.

— Вы воспитатель класса. Ваше дело найти метод. Плохих учеников не бывает, есть плохие учителя.

— Если я плохая, увольте меня, — говорила Таня, и Поля пугалась, что директор сейчас же сядет писать приказ.

— Не подсказывайте мне выход из положения, — отвечал Алексей Федорович.

— Лучше подскажу я, чем Нина Николаевна.

— Вы разводите склоку! — кричал Алексей Федорович. — Я напишу вам такую характеристику, что завоблоно не даст вам работы… Я хозяин в школе!

Таня хлопала дверью и выбегала на улицу. Поля подавала на стол ужин. Алексей Федорович ел молча, зло жуя.

— Водка вся? — спрашивал он.

Поля потом долго не могла заснуть и скрипела продавленной кроватью. Алексей Федорович спрашивал из темноты:

— Чего кряхтишь? Сердишься?..

Она делала вид, что спит. Минут через пять он раздраженно говорил:

— И не твое дело. Молчи.

Изредка приезжала из Курска инспекторша облоно Лиза Угарова. Она тоже была местная, в детстве Поля утирала ей нос. С Лизой Алексей Федорович разговаривал ласково, показывая ей классные журналы, ученические тетради, водил в кабинеты физики и химии. Перед отъездом в Курск она пила чай у Алексея Федоровича, и сюда забегала завуч Нина Николаевна. Вдвоем с директором они хвалили ребят и учителей.

— Крепкий коллектив, — говорили они.

Лиза отвечала мало и только хмуро слушала, глядя в свой стакан.

Однажды она спросила Полю:

— Тетя Поля, Нина Николаевна часто приходит к директору на квартиру?

Поля ответила:

— Ты меня, Лизавета, на подлости не подвигай.

Инспекторша покраснела и сказала:

— Извините, тетя Поля.

А весной, в разгар экзаменов, она снова приехала, попила чай у Алексея Федоровича и, уже поднявшись в дорогу, сказала вдруг ему и завучу:

— Вам бы, товарищи, надо было оформить свои отношения.

И быстро ушла. А Нина Николаевна заплакала и говорит:

— Она права, Леша.

Директор ходил по кухне, скрипя половицей около плиты, а потом стукнул кулаком по стене и сказал:

— Личная жизнь советского человека неприкосновенна!

И Поля видела, что он уже не жилец в Грибкове.

Действительно, осенью он уехал. Прибежала как-то вечером Нина Николаевна, глаза у нее были красные, затекшие, походила по двум пустым комнатам, заглянула под кровать, в тумбочку, посидела с Полей в кухне. Обсудили, что трудно в этом году с сеном для Соньки.