Израиль Меттер - Среди людей

Боясь скандальной старухи, а заодно и ее сына, которого, видимо, преследовало царское правительство, Серебровский пояснил, что не обижается на нее из уважения к ее сединам.

К счастью, в комнате никого из сотрудников не было, когда он разговаривал с ней.

Сазонов требовал, чтобы вся эта болтовня аккуратно записывалась. Больше того, в результате бессмысленной старческой болтовни посыпались из Управления новые запросы.

Вместо Кравченко стал разыскиваться Зубарев Михаил Константинович.

Уж по сравнению с этим даже нудные дела алиментщиков были куда интереснее. Допрашивая их, Серебровский хотя бы ощущал сладостное чувство власти и благородного гражданского негодования, льстившее ему самому.

Но и тут все было не так просто с новым начальником. Казалось бы, вопрос ясен: преступник пойман, надо его изолировать. К этому призывал Уголовный кодекс. Сазонов же любил «разводить бодягу».

Столкновение произошло вскоре, после перехода Серебровского в подчинение к майору.

С месяц молодой оперуполномоченный ловил двух кормильцев, находящихся в бегах, проявил при этом чудеса изобретательности и служебного рвения, а когда поймал их, майор отказался испрашивать санкцию прокурора на арест.

Они не любили друг друга, Сазонов и Серебровский.

Презирая своего начальника, Серебровский сдерживал себя только страхом, а страх наращивал еще большую неприязнь и презрение. Скрыть эти чувства было трудно, да Серебровский временами и не очень пытался. Ему нравилось потом рассказывать сослуживцам:

— Сегодня я как врезал своему сухарю!

Ничего особенного он и не «врезал», но, пользуясь внешней безропотностью Сазонова, иногда разговаривал с ним довольно нахальным тоном, правда все время при этом бдительно следя, не хватает ли он через край, чтобы можно было тотчас же поправиться.

Неприязнь же Николая Васильевича к Серебровскому выражалась только в том, что майор никогда не смотрел ему в лицо, словно на этом лице было написано такое, что ему, майору, не хотелось или неприлично было читать. Кроме того, Сазонов разговаривал с этим подчиненным, избегая непосредственного к нему обращения. Беседа получалась мучительно неопределенной, будто Сазонов говорил в гулкое пространство: «Хорошо бы отправить… Надо бы проверить… Следует запросить…»

Выслушав Серебровского, который возбужденно и радостно доложил ему, что алиментщики наконец задержаны, Сазонов тихо сказал:

— Их придется отпустить.

— То есть как отпустить? Это же чистая сто пятьдесят восьмая!..

— Но они ведь работают.

— Удрав с Украины в Ленинград! Я же вам только что докладывал!.. В ножки мы им, что ли, должны кланяться за то, что они, видите ли, работают!..

— Находясь на работе, они получают зарплату. Один — семьсот восемьдесят рублей, второй — девятьсот двадцать. Следует взыскивать с них положенные по суду суммы.

— Так ведь снова удерут же! — вскрикнул Серебровскйй.

Его, помимо прочего, выводило из себя, что начальник все время смотрел в разные углы комнаты. Пытаясь поймать его взгляд, Серебровский поводил головой из стороны в сторону, но глаза начальника были неуловимы.

— Могут и не скрыться. Во всяком случае, не сразу, — сказал Сазонов. — А покуда на детей будут поступать деньги.

— Я, товарищ майор, не понимаю вашего отношения к законности, — сказал Серебровский. — Существует статья. По закону мы обязаны их арестовать…

Сазонов пошевелил своими мятыми серыми губами и сделал горлом глотательное движение, как человек, который проглотил нечто очень твердое и неразжеванное.

— Законы и статьи призваны улучшать жизнь людей. Их надлежит применять только так, чтобы от этого честному человеку жилось легче.

— А в данном случае легче всего будет преступникам! — насмешливо воскликнул Серебровский.

— Имеются в виду дети, — коротко ответил Сазонов. Воспользовавшись тем, что начальник стал что-то писать, Серебровский, который уже давно держался на кончике своего терпения, раздраженно махнул рукой, прошептал кое-что невнятное, о чем потом можно было рассказывать, что он «здорово дал прикурить этому сухарю», и пошел к своему столу.

— Вернитесь, капитан! — тихо не то позвал, не то приказал Сазонов.

Тот удивленно обернулся.

— Хорошо бы усвоить, что существует определенная форма служебных взаимоотношений. — Щеки и лоб Сазонова стали коричневыми: это он так краснел. Негнущимся, ровным голосом он продолжал: — Хотелось бы не забывать, что нарушение этой формы приводит…