Николай Иванович виделся с Аней часто. Он познакомился с ее родителями, приходил к ним пить чай. Иногда это случалось в понедельник, когда обычно к нему забегали дочь с зятем; Николай Иванович звонил Варе накануне и предупреждал ее, что завтра у него заседание кафедры или научная конференция. Даже говоря об этом по телефону, он краснел и торопился закончить разговор.
В доме Ани к нему относились спокойно и в меру радушно. Отец, Петр Игнатьевич, адвокат юридической консультации, беседовал с Коташевым о международном положении и рассказывал иногда интересные судебные дела, каждый раз при этом предупреждая:
— Только, Николай Иванович, прошу вас, не для разглашения.
Ничего секретного обычно в этих делах не было, но атмосфера государственной тайны возбуждала Петра Игнатьевича. Он был красив, речист и чуть-чуть кокетлив. Коташев, хотя и был старше Петра Игнатьевича, немножко робел его. Мать Ани часто жаловалась Коташеву на то, что Аня недостаточно хорошо учится в институте.
— Объясните ей, пожалуйста, Николай Иванович. Она со мной совершенно не считается.
К себе Коташев Аню не приглашал. Он мечтал об этом, но стеснялся сказать ей. Они много гуляли по улицам. На легком морозце у Николая Ивановича слезились глаза, он, старался незаметно, рукавом, смахивать слезы. Пока было тепло, можно было долго ходить по скверам, по набережной; но погода рано испортилась. Они стали чаще бывать в кино.
Николай Иванович все еще не мог определить, как относится к нему Аня. Он видел, что она охотно встречается с ним, внимательно слушает все, что он говорит ей, но его мучило порой отсутствие в ней праздничной приподнятости, той взволнованности, которая заполняла его самого в дни свиданий.
Ему никогда не приходило в голову, что, быть может, он мало знает ее. Он дополнял все ее поступки и слова своим восхищенным воображением. Что бы она ни сказала, Николай Иванович видел в этом глубокий или наивный, но всегда изящный смысл. И наконец, даже некоторую сухость Ани по отношению к нему Коташев научился объяснять тем, что она гораздо серьезнее, чем он, смотрит на жизненные явления.
Когда они шли в театр, он нес пакет с ее туфлями; она надевала их возле театрального гардероба, а он стоял рядом, заслонив ее от людей, чтобы они не видели ее ног. Иногда он бережно нес тоненький сверток, в котором лежал Анин накрахмаленный бантик: она прикалывала его к платью в театральном вестибюле — под шубой он мог бы измяться.
Коташев стал больше следить за своей одеждой. Он сшил себе новый костюм. На примерке, покраснев до ушей, спросил портного:
— А этот фасон сейчас в моде?
Издалека, наивно и неумело хитря, он как-то намекнул Варе, что хорошо бы завести два-три новых галстука. Дочь принесла ему галстуки такого бурно-разнообразного цвета, что, когда он надел обновку в клинику, вышколенная немолодая дежурная сестра хирургического отделения только высоко подняла густые мужские брови.
Бывая с Аней, он иногда встречал знакомых, сослуживцев. Он не останавливался с ними, а проходил мимо. Однажды в театре, когда Коташев в антракте гулял с Аней по кругу в фойе, к ним навстречу засеменил старик профессор — шеф клиники Коташева. Профессор вел под руку жену — пышную, седую даму с бюстом навыкате, на котором покойно лежал маленький перламутровый бинокль на золотой цепочке.
— Николай Иванович, голубчик, здравствуйте! — приветливо сказал профессор. — А мы с супругой все смотрим: вы это или не вы?.. Познакомьте же нас с вашей дочерью.
Неразборчиво что-то пробормотав, Коташев познакомил с ними Аню. Профессор тотчас же взял Коташева под руку и повел вперед, а седая, пышная его жена шла позади с Аней. Стараясь услышать, о чем они говорят, Николай Иванович так и не разобрал, чего именно хочет от него шеф. К счастью, профессор, кажется, рассуждал о спектакле, и поэтому невнятное бормотание Коташева не обеспокоило старика. После звонка, прощаясь, шеф сказал: ||
— Зашли бы как-нибудь, друзья, к нам. Мы с супругой будем очень рады.
Супруга стояла рядом, сурово сжав губы.
Николай Иванович и Аня посмеялись потом над ошибкой профессора — Аня искренне, а Коташев неискренне.
Однажды они встретили Пичугина. Он несся по улице в распахнутом пальто, со обитым на сторону галстуком, небритый и, завидев их, еще издали стал размахивать помятой шляпой.
— Ну и денек! — сказал он, поравнявшись, таким тоном, словно только вчера расстался с ними. — Можете именя поздравить: полчаса назад получил телеграмму из министерства — сегодня утвердили мой проект! Братцы, я так счастлив!.. Запишите мой телефон: Д1-13-83…— И промчался мимо.
Читать дальше