Евгений Попов - Самолёт на Кёльн. Рассказы

К ним, бывало, как придут их, как бы это выразиться, «знакомые» – продавщицы из ближайшего «Гастронома», так Канкрин все играет да играет.

А Гаригозов зато читал «Исповедь» Жан-Жака Руссо. И когда он рассказывал Канкрину эпизоды из этой прекрасной книги, то толстяк слушал с большим вниманием, всплескивая руками и возмущаясь гонениями на гения и прочими безобразиями, творившимися во Франции прошлых веков.

Успешно строили. Потому что они, сами того не замечая, во время шабашки, во время работы, которая длится с утра до ночи, превратились в мастеров на все руки.

А ведь действительно с утра до ночи, Симка снизу кирпичи и раствор подает, а Гаригозов с Канкриным орудуют мастерками.

А Симку они подцепили так. Они пошли на станцию, где было людно, суетливо и какие-то восточные люди пели, сидя на корточках. Пели гортанными голосами песню о своей любви неизвестно к кому. Слава Богу, что они еще хоть не побирались, а то Гаригозов с Канкриным совсем бы растрогались.

И какой-то мужик в рукавицах, несмотря на теплую погоду, ходил и приставал к людям.

– У меня была квартира с газом, – орал мужик. – Послушайте! Я же не могу вам все сразу рассказать. У меня была квартира.

Но его никто не слушал.

– Идеалы и одеялы. Одиночки и моторы! – орал мужик.

Заинтересованные странными речами друзья подошли и стали звать мужика работать.

Пьяный остановился, посмотрел на них и торжественно снял рукавицу. Под ней оказался приготовленный заранее шиш.

– А вот этого ты не видел? Иди-ка ты знаешь куда? – и мужик сказал куда. – У меня квартира была.

Но Гаригозов и Канкрин не отставали.

– Эх, молодые люди, молодые люди, – заговорил мужик, глядя им на ноги. – Эх вы! Вот взять меня. Ведь я имел квартиру и работал завскладом, а ведь у меня нет таких ботинок, как у вас. И курю одну махорочку.

– Угощайтесь.

– Заранее вас благодарю. – Мужик закурил сиятельную папиросу «Казбек» и вскоре, покоренный ласковым отношением нанимателей, согласился на деловое предложение поработать за хорошие деньги.

Справили ему сапоги. Пить не давали. Вот он и работал. Любил повторять:

В ожидании получки Я дошел уже до ручки

– Сима. Зачем ты шатаешься? – спрашивали его друзья. – Сидел бы на одном месте.

– Видишь ли, я считаю, что где есть живой человек, там должны быть и праздношатающиеся, – объяснял Сима и рассказывал, как погубило его жизнь стечение обстоятельств.

А именно: Симе дали однокомнатную квартиру с газом. Сима очень был рад. А напротив было общежитие педучилища.

И в этом самом педучилище в окошках постоянно раздевались и одевались девки. Сима им делал знаки, и они приходили к нему домой.

– И сосали из меня кровь и монеты, – приходил Сима в возбуждение. – Это были чистые пьявки, а не будущие учителя

Далее – все очень просто. Денег стало не хватать, Сима приучился хапать.

– Сколько веровочке ни виться конец будет с кем поведешься от того и наберешься шила в мешке не утаишь Аминь, – так обычно заканчивал Сима свой грустный рассказ

С утра до ночи Весьма успешно Рабочие уже поставили им швеллер, который торчал над кладкой, угрожая сорваться и прихлопнуть кого-нибудь. Так что нужно было начинать бетонные работы.

И несомненно начали бы, а только однажды Сима Кучкин встал утром весь желтый. Он был желтый, как китаец или лимон, и жаловался, что его тошнит и что он, потея, не мог уснуть всю ночь. Отправленный к врачу, он оказался желтушечным больным, и его забрали в инфекционную палату. Где он и лежал, ничего не делая, худея и принимая от друзей складные передачи.

И друзья, которым сделали прививку гамма-глобулина, поняли, что Сима как работник кончился, потому что, будучи бичом, постарается пролежать в больнице, покуда его оттуда не выгонят взашей.

Они поняли это, когда увидели в форточке улыбающееся и веселое кучкинское лицо и рот, который нахально декламировал:

– Алкоголизм – вреднейший пережиток. Здоровья враг, источник зла и пыток.

В общем, друзья выделили ему долю и прекратили посещения.

Они немного поработали в одиночестве, но вдвоем работать было крайне несподручно, медленно, а главное – скучно. И молодые люди почувствовали к работе крайнее отвращение.

А еще директор. Приходил опять и опять и все твердил:

– Вы смотрите, срок есть срок.

И вот как-то раз сидели они в столовой, которая уже была закрытая на обед, а их пустили по блату.

А за соседним столом какой-то мужик в зеленой шляпе, пущенный, по-видимому, тоже по блату, поставил между ног охотничье ружье, а сам обжирался.