Анатолий Ким - Соловьиное эхо

— Ты еще вернешься ко мне, Ольга! Попомни, ты еще вернешься ко мне! Вот увидишь!!

И теперь мы, взрослые представители рода Мейснеров, знаем доподлинно, что пророчество этой вещей Кассандры сбылось. Через много лет Ольга, седая, неузнаваемая, вернулась в свое село, ведя за руки двух огневолосых сыновей. И постаревшая сестра, жившая одна, без матери и отца, которые после революции сгинули где-то на Севере, угрюмо и равнодушно помогала растить племянников. К тому времени она казалась немой — из-за своей нелюбви к словам, выглядела крепкой сухопарой старушкой, и до настоящей, глубокой старости ее обличье оставалось неизменным. Когда рыжие племянники выросли и семейное дерево каждого окружило племя молодое, веселое, она с тем же угрюмым равнодушием помогала воспитывать новое поколение. И уже в Казахстане, куда переселилось в числе прочих корейцев и потомство Отто Мейснера, умолкшая Кассандра однажды тихо умерла, сохранив на лице все то же нелюдимое и мрачное выражение. Что, какую любовь или какую ненависть, унесла она в своей иссохшей груди, осталось навеки неизвестным.

На второй день побега Отто Мейснер и девушка сошли с парохода у первого же большого села, где имелась церковь. Магистр не хотел на виду у всех путешествовать с невенчанной невестой, самые дружелюбные шутки, поздравления и веселое внимание команды парохода коробили его. К тому же Ольга была подавлена чем-то и все время плакала. Сойдя к вечеру на незнакомый берег, магистр почувствовал облегчение. Молодые взяли в руки свои вещи и направились к церкви.

У деревянного храма с чешуйчатым медным куполом было безлюдно, паперть пуста, дверь на огромном висячем замке. Но на углу широкого церковного двоpa стоял добротный пятистенный дом, очевидно батюшкин, возле дома на длинной веревке томился бурый безрогий теленок. Оставив у паперти невесту, Отто Мейснер направился к избе, прошел мимо теленка, который очнулся от дремоты и кинулся прочь, задрав хвост. На зов магистра выглянул из дверей сарая человек в круглых очках, с негустой плоской бородой. Вытирая руки о полу старенького кафтана, он медленно подошел и с немым вопросом в глазах уставился на пришельца. Отто Мейснер спросил попа, и человек в кафтане отвечал, что он и есть священник этой церкви, отец Константин. Магистр почтительно снял шляпу, поклонился и изложил свою просьбу. Священник сразу же отказал:

— Никак не можно по причине неясности положения и отсутствия свидетелей. Где ваши отцы и матери?

Тогда магистр предъявил документ в виде кредитного билета на крупную сумму и в ответ получил неясный взгляд в сторону и смущенное покашливание, что можно было, вероятно, принять за знаки вынужденного согласия. Простоватый священник направился затем к церкви, на ходу задирая полу кафтана и доставая из кармана штанов ключи. Бурый теленок радостно кинулся навстречу ему, но хозяин отскочил, стащил с головы шапчонку и замахал на него, с преувеличенной ненавистью произнеся:

— У-у, с-сатанид!

Возбужденный стычкой с теленком, поп молча прошел мимо потупившейся девушки, словно бы и не заметил се. Он долго не мог открыть замок, но все же справился с механизмом и скрылся внутри храма, притворив за собою дверь. Отто Мейснер подошел и стал рядом с Ольгой. Они оба смотрели на комолого теленка, который защемил меж остриями копытца веревку и теперь пытался стряхнуть ее, дрыгая ногой.

Молодые люди прождали долго. Но вот дверь раскрылась, высунулась очкастая голова попа.

— Взойдите, — пригласил он изменившимся, строгим голосом.

Пропустив мимо себя врачующихся, отец Константин запер дверь храма изнутри на крюк. В притворе было темно, но в глубине церкви горело несколько свечей и лампад, ровные огоньки их были окружены размытым золотым нимбом. Священник, уже переодетый для исполнения своего долга в ризу, прошел вперед. Стоя на возвышении, он издали знаками поманил молодых, замерших посреди церкви, и, когда те подошли, цепко и внимательно оглядел каждого.

— Вижу, что нерусской нации вы оба, — промолвил он наконец, закончив осмотр. — Ты корейского происхождения будешь, вижу по одежде, — кивнул на Ольгу. — А вот ты, жених со шляпою, скажи, например, какого вероисповедания будешь?

— Я христианин, святой отец, — с улыбкой отвечал Отто Мейснер.

— А как же берешь жену некрещеную?

— Я тоже крещеная, — сказала Ольга. — И отец у меня крещеный.

— Ну слава Богу, оба вы христиане, теперь освящу ваш брак без всякого зазрения совести, — успокоился отец Константин. — Назовите теперь ваши имена нареченные.