Наташа Нечаева - Мальдивы по-русски. Записки крутой аукционистки

– Ладно, – согласился Рыков. – Пойду.

– Куда! – Я от злости так дернула этого придурка за рукав, что он не удержал свою толстую задницу на ручке кресла и ухнул в конспиративную яму. Прямо на меня.

От мгновенной гибели путем перелома всех костей сразу меня спас ковер, в который я была упакована. Но боль от удара была такой, что я перестала не только видеть и слышать, но и говорить.

Из всех доступных органов чувств у меня работала только дыхалка, и то плохо, со свистом и хрипом.

– У-у-у… – прохрипела я, ловя открытым ртом бесстыдно отсутствующий воздух.

– Дашка… – вдруг также тяжело задышал мне в ухо Рыков. – Меня стресс так возбуждает! Я просто зверем становлюсь! Давай трахнемся!

– У-у! – еще более возмущенно прохрипела я, пытаясь спихнуть с себя тяжелую тушу.

Туша не спихивалась, наоборот. Торопливые руки Рыкова, оказавшиеся на удивление проворными и умелыми, быстро расстегивали на мне адидасовские штаны и уже елозили по моим бедрам, пытаясь проникнуть непосредственно под трусики.

– Идиот! – наконец выплюнула я комок удушья, перекрывающий горло. – Отстань! Щас заору на весь ледокол!

– Не заорешь, – уверенно сообщил Рыков, присасываясь к моему рту.

Дальнейшая борьба происходила молча и оттого была еще более ожесточенной. Умом я понимала, что шансы неравны и этот козел в любую секунду может мной овладеть. Но честь, моя девичья честь, мое чистое незамутненное пороком мировосприятие требовали сражаться до последнего и уж если пасть жертвой насильника, то только в бессознательном состоянии.

Мое сопротивление сильно сковывал жесткий ковер, и этот же ковер служил просто отличную службу развратнику, поскольку внутри ярких узоров я лежала, как кукуруза в банке или как стреноженная на водопое лошадь. Он как-то умудрился прижать моей же спиной мои же руки, придавив меня толстым как накачанный водой мяч, пузом. Одной рукой он уже вовсю трепал мою эксклюзивную грудь, а второй, стянув почти до колен толстые брюки, вовсю хозяйничал у меня между ног. Когда и как он умудрился разоблачиться сам, я не отследила, лишь почувствовала, как что-то упругое и горячее тычется мне в живот в надежде спуститься ниже. Впрочем, то, что тыкалось, было не ахти каким упругим и уж вовсе не поражало мощью. От этого стало еще досаднее.

Техника овладевания несчастной жертвой у Рыкова была отработана превосходно, и я вдруг с ужасом поняла: маньяк! Он самый настоящий маньяк! Вот кто насилует несчастных жертв! А милиция сбивается с ног в поисках преступника. Не там ищет! Конечно, кому придет в голову заподозрить известного на всю страну писателя и журналиста!

Он сделал еще одно точное движение, сместив пузо вниз, и почти вошел в мое несчастное лоно, но тут я исхитрилась и со всей силы кусанула его за губу.

– А-а-а! – заорал Рыков, подскакивая надо мной всем телом, как огромная жаба-мутант. – Сука! Шалава!

– Димон! – послышался громкий и веселый мужской голос. – Так это ты тут развлекаешься? А мы стоим, за вашей возней наблюдаем и думаем: помочь мужику или помешать? А чего тут кувыркаться решил? Мы ж тебе отдельный полулюкс сняли. Или – экстриму захотелось?

Ужас, который накрыл меня с головой от одного звука этого чужого голоса, был в сто раз сильнее, чем только что испытанный страх перед насильником. Уж лучше бы я тихо отдалась этому подонку, тогда и он бы не заорал и не вскочил, и неизвестные, привлеченные потусторонней возней в неположенном месте, предпочли бы скромно ретироваться, дабы не мешать сладостному соитию.

Рыков, похоже, испытал не меньший шок. Прикрыв ладонями срамное место, мгновенно скуксившееся до размеров жалкого дождевого червячка, он присел за кресла и стал пытаться натянуть брюки. Рожа его была страшна и непотребна: из вывернутой губы свистала яркая кровь – видно, постаралась я на славу! Но что рожа! Глаза, его омерзительные тусклые глаза навыкате, подернулись мутью дикого страха, а белки налились такой краснотой, будто под веки плеснули той самой крови, которая хлестала из его губищи.

В момент, когда он присаживался, я умудрилась взглянуть в смотровую щель, изначального предназначавшуюся для наблюдения за мятежниками. И тут мне стало еще хуже: посредине комнаты стояла целая толпа мужиков. Лиц, понятно, я не разглядела, но количество и пол сомнений не вызывали.

Рыков стыдливо дергался, пытаясь натянуть штаны, в его состоянии и с его грациозностью добром все это кончиться не могло. В момент очередного рывка стопой он не удержал равновесия и плюхнулся на меня, угодив чугунным копчиком мне в бок.