Лия Флеминг - Девушка под сенью оливы [litres]

Ведь сама же я с легкостью отбросила все мысли о войне, стараясь даже не думать о ней. Но благодаря Лоис, которая буквально силком притащила меня на Крит, прошлое снова ожило в моей памяти. И сейчас я не хочу уезжать с Крита. Я хочу и дальше упиваться его красотой, великолепием здешних мест, я хочу восхищаться так, будто увидела все это впервые. Впрочем, в годы оккупации нам было не до любования красотами природы. Некогда было смотреть на звезды или лазурные небеса, приходилось все время прижимать голову к земле.

– А вот и деревня! – радостно крикнул Алекс, увидев придорожный знак. – Сейчас нам налево! Стоп! Вот здесь… Наверх…

Я увидела на некотором расстоянии знакомые очертания дома с побеленными стенами и плоской крышей. Правда, рядом со старым домом возвышалась трехэтажная вилла современной постройки. Ее стены были окрашены золотистой охрой. Подъезд к дому был довольно крутым, приходилось постоянно тормозить и останавливаться. Лай многочисленных собак возвестил о том, что мы приближаемся. Господи, только бы Йоланда была дома!

Йоланда придирчиво осматривала грядки с артишоками. Она специально разбила их в сторонке, за каменной оградой, и даже огородила, для пущей надежности, проволокой, чтобы козы ненароком не забрели сюда и не наделали беды в огороде.

Громкий лай собак заставил ее оторваться от грядок. Не похоже на то, чтобы привезли рыбу: сегодня не их день. Наверное, кто-то приехал из города повидаться с ее зятем. Или строители, которые как раз заканчивают укладывать плитку вокруг новой виллы.

Йоланда поспешно вытерла грязные руки о фартук, потом провела рукой по лбу, убирая выбившиеся из-под шарфа седые пряди. Вообще-то она сейчас совершенно не готова к приему гостей. Да и не много у нее бывает этих гостей. Почти все деревенские сверстники перебрались на местное кладбище и уже давно поджидают ее там.

Йоланда плотно прикрыла за собой калитку и пошла навстречу машине. Странно, не грузовик, а городской автомобиль. Возле машины стояла высокая сухощавая женщина и пристально смотрела на нее. На ней было шелковое платье цвета спелого баклажана и красивая соломенная шляпа с широкими полями, закрывавшими лицо. Женщина держалась за руку мальчика, словно боялась упасть.

– Это дом госпожи Андронаки? – проговорила она медленно на греческом языке. – Кирия Йоланда? – она сделала шаг вперед и сняла шляпу и очки. – Yassou, Йоланда!

– Yassou, – ответила она вежливо. В интонациях голоса, в том, как было произнесено ее имя, совсем не на греческий манер, было что-то смутно знакомое. Так ее никто не называл уже много лет. Сердце забилось учащеннее. Она внимательно глянула на темноглазую женщину. Не может быть! Или все же может?

– Пенелопа, это ты?

Некоторое время они молча разглядывали друг друга. Да, они совсем не те, что были. Но улыбка, голос, глаза, все это осталось прежним.

– Вернулась! А я думала, ты погибла!

– И я была уверена, что тебя нет в живых…

Подруги бросились навстречу друг другу и обнялись со слезами на глазах. Они плакали, смеялись и пытались говорить одновременно, что получалось не очень. Такое неожиданное обретение, такая встреча! Такое воссоединение после стольких лет разлуки!

Не представляю, сколько мы просидели, взявшись за руки, и все говорили, говорили и никак не могли наговориться. Ведь столько нужно было рассказать. А столько еще осталось недосказанным. Нас провели в беседку, заплетенную виноградной лозой с наливающимися гроздьями, принесли кувшин холодного лимонада и целую тарелку миндального печенья. Алекс с готовностью принялся уминать угощение.

Я познакомила подругу со своими родственниками, а та представила мне своих дочь и внучку.

– Сарика и Димитра. У меня есть еще одна дочь. Она врач и замужем тоже за врачом. Они живут в Чикаго. Ее зовут Пенелопа.

Надо же, Йоланда назвала свою дочь в честь меня. Я почувствовала себя польщенной, и одновременно мне стало неловко при мысли о том, что самой мне предъявить нечего.

– У тебя есть их фотографии? – перевела я разговор на детей Йоланды.

– Конечно, я покажу их тебе потом. И своих внуков, Тони и Андреаса. Муж погиб в 1948 году, когда начались известные события… Ты же знаешь. С тех пор я одна. Все эти годы меня спасала земля. Да и дети выросли хорошие. А ты? У тебя есть семья?

Лоис мгновенно пришла мне на помощь.

– Тетя до семидесяти лет работала в Африке. Лечила там людей. Да, тетя? – Лоис говорила по-гречески не очень, но в общем-то ее все поняли.