Лия Флеминг - Девушка под сенью оливы [litres]

Крит – остров контрастов: белое и черное, жизнь и смерть, свет и тень. Здесь вершились великие дела, память о которых будет жить вечно. Здесь был такой накал страстей, и все эмоции, отправленные под спуд, только и ждут того момента, когда можно будет вспыхнуть с новой силой. Нет, никуда мне не деться от собственного прошлого. Ведь я-то прекрасно знаю, почему долгие годы боялась вернуться на Крит.

Разве я имела моральное право оплакивать Брюса так, как он того заслужил? Нет! Я не могла даже произнести свое имя рядом с его именем. Слава богу, он никогда не узнал о моем позоре. Слезы медленно потекли по моим щекам. Я сделала глубокий вдох, чтобы совладать с расходившимися чувствами. Я даже не имею права находиться среди всех этих достойнейших людей. Если бы они знали истинную правду обо мне…

– А, вот ты где, тетя! А мы уже испугались, что потеряли тебя! – Лоис схватила меня за руку. – Грустное место, да? Может, пойдем?

Я подавила слезы, и мы побрели прочь от могилы Брюса. Нет, я еще определенно не готова к исповеди, хотя и бесконечно благодарна Лоис за то, что она привезла меня на Крит. Однако мое паломничество на остров приобрело иное направление, и теперь я не успокоюсь до тех пор, пока не узнаю всю правду до конца.

Райнер подошел к толпе и, опираясь на палку, остановился чуть поодаль. Он с интересом наблюдал за происходящим сквозь тонированные стекла очков. Уверенности в том, что таким, как он, будут здесь рады, не было. Не удивляло и отсутствие немецких национальных флагов. Можно подумать, кому-то из участников церемонии будет приятно вспоминать о годах оккупации.

Прогулявшись по кладбищенским аллеям, он с удивлением обнаружил на могильных плитах много имен своих бывших противников. Монти Вудхаус, герой Галатаса, Патрик Ли Фермор, самый храбрый английский агент и самый неуловимый из них. Дерзкие были парни, эти британские разведчики. Они тут такое вытворяли с его людьми. Особенно в горах. Не говоря уж о том, как им удалось выкрасть генерала Крейпе. Сегодня он с удовольствием пожал бы руку всем этим мужественным людям. Солдат везде солдат, разве что форма другая, рассеянно размышлял он.

Хорошо было бы посидеть с ними на равных, услышать о том, как они распорядились бы своими судьбами в послевоенное время. Наверняка многие пошли бы в политику, стали бы видными государственными деятелями, написали бы воспоминания, но все, он в этом уверен, сохранили бы азарт и страсть к приключениям до глубокой старости. А сколько его боевых товарищей полегло в Малеме и упокоились навечно на тамошнем кладбище!

Но контраст между этими двумя кладбищами был разительным. Здесь красивое место, специально выделенная территория с видом на бухту в знак благодарности от населения Крита своим освободителям, а Немецкое кладбище – островок печали, незаметный уголок, затерявшийся в тени рощ. Воистину, царство теней. Да, собственно, и ему уже пора собираться туда, хотя он и не особенно торопится. Успеет еще!

Что ж, сегодня момент их славы и торжества. Победа всегда бывает только одна, одна на две воюющие стороны. А как все триумфально начиналось! Он вдруг вспомнил май сорок первого года. Тогда они были бесспорными победителями. А потом… Не потому ли история всегда пишется победителями?

Его соотечественники сполна рассчитались за все. Он с некоторой гордостью за немцев вспомнил послевоенные репарации. На том же Крите заново отстраивались целые деревни, прокладывались водопроводы, студентам платили стипендии.

Райнер стоял в тени олив и наблюдал за тем, как участники церемонии небольшими группками растекались по всему мемориальному кладбищу. Взгляд его остановился на высокой пожилой женщине в черном жакете и белых брюках, склонившей голову в знак глубочайшей скорби возле одного из надгробий. При взгляде на эту сугубо английскую стать, безошибочно выдающую не только высокое происхождение, но и следы военной выправки, он невольно вспомнил образ другой женщины.

Он с некоторым любопытством продолжал разглядывать старую даму, пока к ней не подошли ее внучка с мужем и ребенком и не увели ее прочь. Ему вдруг захотелось увидеть то надгробие, возле которого она стояла. Кого она оплакивала в одиночестве? Но он посчитал бестактным плестись за ними следом. Нет, определенно в этой женщине есть что-то смутно знакомое, что-то такое, что он видел и раньше.

Вспомнил! Так они же вместе плыли сюда на ночном пароме из Афин. Он вспомнил, как увидел ее на рассвете, одиноко стоящей на верхней палубе и неотрывно вглядывающейся вдаль. Туда, где должна была показаться бухта Суда. Вот еще одна странница, подумал он тогда, которая отправилась на поиски собственного прошлого.