Борис Екимов - Частное расследование

- Простите, вы что, малахольный?

Лаптев, поперхнувшись, выпрямился на стуле. Дочь произнесла укоризненно:

- Ма-ама...

- Не мякай, - отмахнулась мать. - Я знаю, как и с кем разговаривать. Это наш человек, русский, и я по-русски его и спрашиваю. Да это вовсе и не обидно, малахольным-то быть в наше время. Это лучше, чем хитрить да поддакивать. Честнее. По-русски. Вот вы ходите и у всех наших учителей выспрашиваете про Балашову. Конечно, только малахольный так сделает. На что вы надеетесь? Кто же вам правду скажет? Хорошо, если грязью не обольют, а лишь пожмут плечами: не знаем, мол, не ведаем, в другом царстве живем. У начальства спросите, ему виднее, а у нас уроки, уроки, уроки...- передразнила она своих товарок так верно, что Лаптев улыбнулся. - Точно? А правда в том, что Балашова очень неглупая женщина и не скрывала этого. Дуру из себя, как все мы, не строила, школьную учительницу. А в то же время сама за себя заступиться не может, как все порядочные люди. Не на горло, а на бога надеется. Бог-то он бог, а пока жив был Евгений Михайлович, то наша Кабаниха ее тронуть боялась. Лязгала клыками, а боялась. Знала, что Евгению Михайловичу не раз директорство у нас предлагали, а он отказывался. Вот и терпела. А не стало Евгения Михайловича, руки развязались. Ко-ому?! - возвысила она голос. - Кому есть дело до какой-то Балашовой! Кто из-за нее кровь портить будет! Тем более у Кабанихи братец есть. Никто слова не скажет. А если кто скажет, то сумасшедшей старухой назовут, выжившей из ума! - воскликнула она.

- Мама... - остановила ее дочь, оглядываясь.

Столовая начинала заполняться людьми.

- Ешь, мама, остыло все...

- Не могу я эту бурду есть, - отодвинула мать в сердцах тарелку. - Вот так, Семен Алексеевич, малахольный вы человек, не обижайтесь уж, сама такая. Я просто удивляюсь, как это вы решились, ваша газета. Я, извините, к ней всегда относилась очень снисходительно. Думаю, по заслугам. Ведь Балашова в прошлом году и к вам стучалась. Мы с ней вместе к вашему редактору ходили. Вы слыхали о нашей истории с отоплением?

- Нет, - ответил Лаптев.

- Вот так, - горько вздохнула женщина.- Целых два месяца дети мерзли. Триста ребятишек мерзли из-за того, чтобы тепло было одному хаму. И никто в поселке ничего не знает!

- Ты будешь, наконец, обедать или нет? - спросила дочь. - Успеешь поговорить.

- Ну, ладно, ладно, - устало ответила мать и наклонилась к еде.

Она будто уменьшилась в росте, сгорбатившись над столом, и дочь теперь была на голову выше ее.

Пообедав, они вышли вместе.

- Так вот,- продолжала начатый разговор учительница-мать. - В прошлом году наши начальники районные, Уманов и его друг, решили с большими удобствами жить. С паровым отоплением. Дома-то их знаете где, целый квартал от школы. Ну и что... Выкопали и протянули пер-рсональную теплотрассу. У них стало тепло. Печей не надо топить. В школе стало холодно. Мы ж от котельной на самом краю. А тут вообще на каком-то аппендиксе оказались. А наша директриса слова против начальства, конечно, не скажет. Балашова ей прямо в упор говорила. Кабаниха в ответ: идите, мол, сами, если такая смелая. Балашова и пошла. А везде один ответ: в школе неправильная отопительная система. А та самая, персональная, теплотрасса ни при чем. Выходит, была правильная все годы, а теперь искривилась. Ходили мы с Балашовой к вашему редактору. А он скучный сидит, глаза равнодушные, прямо судачиные. Глядит на нас и глазами так говорит: чего вы, дуры, не понимаете, что ли, кто такой Уманов?

Только в области Балашова какого-то толку и добилась. И то какого? Школу на неделю закрыли, отопление переделывали, насосы какие-то ставили. Вот так. Это вам о чем-то говорит?

- Мама, я помчалась, - сказала дочь, посмотрев на часы.

Она пошла не в школу, а мимо сквера к автобусной остановке. И, глядя ей вслед, Лаптев пытался вспомнить, на кого похожа эта девушка. Но вспомнить не удалось. Подосадовав на свою забывчивость, Лаптев сказал:

- Хорошая у вас дочка. Хорошо, наверное, вместе с дочерью работать.

- Дочка не плохая, - рассеянно ответила мать.- А вот работать... Говорила я ей, дуре! - с прежней энергией вдруг воскликнула мать. - Не вздумай, говорю, в учителя идти! Мать всю жизнь мучилась, еще ты... Так разве докажешь... - Она запнулась и вздохнула протяжно: - О-хо-хо... Нет, Семен Алексеевич, никогда не думала, что буду пенсии с нетерпением ждать. Вот уж не думала не гадала. А жду... Другие люди сейчас нужны школе. Сильнее нас. А то потонет она в этих процентах, процентах дутых... никому не нужных...