Борис Екимов - Частное расследование

- Она себе добавляла часы? - уточнил Лаптев.

- Ну, нет.... то было бы слишком заметно. Она делала несколько по-другому. Были у нас такие учителя, которые на все шли. К счастью, их теперь нет среди нас. И, наконец, я вам скажу еще. Но это просто для разъяснения, чтобы вы поняли. Говорить об этом не надо. Где нужно, мы уже сказали, - директриса, волнуясь, прошлась руками по гладкой прическе. - Самый большой наш позор, выдохнула она, - в том, что Балашова развращала учеников, - и, устало подперев голову, директриса с каким-то немым укором глядела на Лаптева большими печальными глазами. И Лаптев оцепенел под ее взглядом.

- Да, да... К нашему, к моему стыду... - повторила директриса.

- Как?.. - с трудом выговорил Лаптев. - В самом деле? - голос его спустился до шепота.

- Да, она вела уроки труда с девочками старших классов. И она им такого напреподавала, - закрывая от ужаса глаза и покачивая головой, проговорила директриса.- Такой передала опыт... Таких советов надавала... И это не день, не два, это годами длилось. К нашему стыду, к моему. Вот почему, уважаемый товарищ...

Телефонный звонок прервал ее речь. Она трубку взяла и, выслушав, ответила:

- Извините, я сразу не смогу. У меня тут товарищ из нашей районной газеты. Он по поводу Балашовой. Да... Вот видите... - Помолчав, вероятно, что-то выслушав, директриса закончила разговор бодро:-Да, да, поняла вас, поняла. Сейчас иду. - А потом Лаптеву сказала:- Простите. Но меня срочно вызывают в районо. Начальство... - доверительно улыбнулась она. - Так что закончим разговор позднее. Я могу к вам зайти. Там рядом. Позвоню, как освобожусь.

Розовая тетрадь отправилась на прежнее место, в директорский стол.

И позднее, уже у себя, в редакции, Лаптев подосадовал, что не познакомился с ней. Хотя сделать это будет и завтра не поздно. А можно и сегодня.

Из книги приказов Лаптев успел взять на заметку два выговора Балашовой за опоздание на работу, еще один за несвоевременную подготовку документов, строгий за какую-то оплошность, еще один за невыполнение задания. Все выговоры были вынесены в этом году. Это не понравилось Лаптеву. По книге приказов выходило, что ранее Балашова работала добросовестно, а нынешний год вдруг взяла да испортилась. Хотя это можно объяснить смертью мужа, душевным расстройством. Но выговоры эти, простые и строгие, были, в конце концов, лишь поводом. Это признала сама директриса. Об этом говорил инспектор. Иное дело махинации с одеждой учеников, присвоение денег. Обвинение очень серьезное.

Если все доказано, как директриса говорит, то можно и нужно увольнять, передавать дело в прокуратуру и ни перед кем не оправдываться.

Но тут еще одно обвинение. Даже более страшное. И хотя Лаптев не знал сейчас, о чем говорила Балашова ученицам своим, какой такой опыт им передавала, но он полагал, что директриса не зря за голову хватается и просит о молчании.

Лаптев не знал Балашову, но, даже не зная, по слухам, относил ее к разряду не очень серьезных женщин, симпатичных, легкомысленных, простоватых. Такая и без злого умысла, по глупости, могла наболтать с три короба.

В общем, ничего утешительного Лаптев пока на руках не имел. Но предаваться отчаянию тоже не имело смысла, потому что была одна зацепка. Подпорки она называлась. Если дом стоит прочно, его не подпирают. А если с одной да с другой стороны начинают его укреплять да поддерживать - дело нечистое.

Балашову увольняли за нарушение дисциплины - подтверждением тому пригоршня выговоров, но это был, оказывается, лишь повод, а на самом деле - за воровство, если вещи своими именами называть. А на самом-самом деле даже не за воровство, не только за воровство, а за более страшное, о котором теперь и вслух говорить не хотят.

Все эти подпорки не нравились Лаптеву. И он жалел о неудачном разговоре с директрисой, слишком коротком, чтобы хоть малое выяснить. Но разговор, конечно, будет иметь продолжение. К этому Лаптев и готовился, когда его вызвал редактор.

Дядя Шура Лаптеву и сесть не предложил, а долго глядел на него в упор маленькими, из-за очков злыми глазами.

- Ты что, пьяный? - наконец спросил он.

Лаптев лишь плечами пожал, усмехнулся.

- А тут смеяться нечего, - сказал редактор. - Только одно объяснение, что ты или пьяный, или сумасшедший, - и выдержал паузу. - Мы с тобой о чем вчера говорили? Битый час о чем я тебе толковал? Ты ничего не понял?

- Я же не могу за один день все сделать, - начал оправдываться Лаптев. Составил я список комбайнеров.