Николь Розен: Две недели в июле

Шло время. Марк появлялся все реже и реже, это было необъяснимо и очень раздражало Клемана. Он зазывал его, но напрасно. Сам он тоже стал все чаще отсутствовать без всяких объяснений. Но ее это скорее устраивало, потому что теперь она плохо его переносила. И они больше ничего не делали вместе, ни вдвоем, ни втроем. Однажды Марк пришел за своими книгами. Мне они нужны дома, сказал он, складывая их в коробку. Не могу же я приходить сюда каждый раз, когда мне нужна какая-нибудь цитата. До сих пор таких проблем не возникало, и она поняла, что все действительно изменилось.

Когда Клеман сказал, что переезжает, она даже не была удивлена. Оскорблена — да, но не удивлена. От друзей она узнала, что он поселился с какой-то студенткой. Желаю ему всяческих удовольствий, замечала она всякий раз, когда при ней об этом упоминали. Она не говорила, как тяжело остаться одной, совсем одной. Особенно тяжело было на Рождество. Ведь в то лето она мечтала, как они соберутся все, в том числе Клер и ее дети, у нее, вокруг елки. Она представляла себе елочные украшения, подарки в блестящей обертке. Праздничную еду, которую она с любовью приготовит, и как все будут ее хвалить. Теперь об этом нет и речи. Она еще рассчитывала на Марка, но и он ее подвел. Он уехал кататься на лыжах и с жестокостью, которую она даже не подозревала в нем, позвонил ей 24-го, в рождественский вечер, и пожелал веселого праздника. Остальные друзья были со своими семьями, она осталась одна с Эмилией, и все было уныло.

Она так и не поняла, что случилось с Марком. Неудача с Клер как бы разрушила все в нем и вокруг него.

— Впервые я поверил, что это настоящее, — сказал он ей однажды. — С Ирен я знал, что это не то, не говоря уж о других. Сейчас все было по-другому. Совсем по-другому. Но оказалось невозможным. Как я мог так заблуждаться? Или есть что-то, чего я не понимаю.

В другой раз, уже в ноябре, он признался, что ездил к ней в Париж и предлагал возобновить отношения. Она отказалась. Бланш была возмущена. Как она могла его оттолкнуть? За кого она себя принимает? В тот день у нее вырвалось то, что она не осмеливалась сказать ему пятнадцать лет:

— Если бы ты предложил мне снова быть вместе, я бы не отказалась. Ты единственный мужчина, которого я любила.

У него был такой ошеломленный вид, что она покраснела от стыда. Но он быстро совладал с собой и взял ее за руку.

— Я знаю. Я тоже не переставал любить тебя. Но по-другому, ты понимаешь. С тех пор как мы живем так близко друг к другу, ты как член моей семьи. Но назад возврата нет. Сойтись нам сейчас — это было бы… не знаю, как тебе сказать… это было бы неприличным, как кровосмешение. Слово, конечно, слишком сильное, но что-то в этом роде. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

Он смотрел на нее напряженно, и она отвернула лицо, сказав:

— Нет, не понимаю. Совсем не понимаю. — После чего добавила с ожесточением: — Это Клер внушила тебе такие абсурдные идеи? Да? На тебя это не похоже — использовать такие слова. Кровосмешение… А еще что скажешь?

Она резко вырвала руку, и он не нашелся, что сказать. Она ушла от него потрясенная, сердясь на себя за то, что начала этот разговор. Это моя вина, думает она. Я не должна была делать ему такое предложение. Я его напугала, поэтому он отстранился от меня. Вернувшись к себе домой, она позвонила и извинилась за то, что так вспылила. Да нет, ничего, сказал он и заговорил о другом. Но стал приходить все реже и реже, сокращая время визита до минимума. Звонки тоже были короткими: просто узнать новости. Теперь он вел себя с ней как с престарелой родственницей, к которой надо проявлять уважение. Все теперь было по-другому, не как прежде. Потеряв Марка и Клемана, она потеряла также многих друзей. И поняла, что привлекательными были они втроем. Без двух других она была уже неинтересна. И почувствовала себя глубоко оскорбленной…

Бланш встает, встряхивается. Жаль, что Мелани не смогла приехать. С ней было бы легче пережить такое испытание. Когда она сообщила относительно Клер дочери, та пожала плечами. Это было очевидно, она знала, что ничего не получится. И какое это может иметь значение? Узнав же об отъезде Клемана, даже не стала скрывать свою радость.

— Наконец-то этот подонок смотался отсюда! Давно пора. И как только ты могла жить с таким типом, — таков был ее единственный комментарий.

Она увидела незнакомую ей Мелани. Не замкнутую девочку-подростка, которой та была еще год назад. Это уже женщина, уверенная в себе, немного жесткая, немного авторитарная. Мелани ее не жалеет. Хочет встряхнуть. Наносит удары. Говорит с ней, как с ребенком. Как если бы теперь, когда она одна, роли поменялись.