ГУМИЛЕВ Николаевич - СТРУНА ИСТОРИИ

Кончилось это всё для чехов довольно печально, потому что они немедленно разбились, как сильные пассионарии, — на несколько партий, в общем, три больших и мелкие.

Сначала погибли — мелкие. Например, адамиты (была такая партия), которые считали, что жить надо как Адам и Ева , — никаких священников, никаких церквей, никакой культуры. Раздевались голыми и ходили в таком виде. За исключением тех случаев, когда надо было добывать пищу. А пищу добывали — грабежом. Их Жижка переловил и всех, кого захватил в плен, сжег.

Потом были крайние протестанты — табориты и были крайние и утраквисты (калестины) , те, которые хотели вернуться к восточному православию и причащаться из чаши . Это было население Праги. Между ними произошел бой при Липанах, в результате которого умеренные одержали победу над крайними и перебили их.

Только таким способом — внутренним снижением пассионарного напряжения в Чехии были усмирены те жуткие совершенно зверства, которые в этой несчастной маленькой стране происходили. Совершенно потрясающие, когда читаешь, например, как немецкие рудокопы в Кутне захваченных чешских гуситов кидали в шахты и смотрели, как они там с переломанными ногами и руками умирают. А потом, когда их захватили чехи (Жижка захватил), то они стояли на коленях и просили пощады, но им пощады не давали. Жижка не любил щадить немцев.

Это была первая вспышка, которая показывала, что поле, с ослабленной пассионарностью, не поддерживаемое постоянной мелкой войной, начинает разламываться на составные части.

И сломалось оно примерно, через 100 лет, в 1415 г., когда монах Мартин Лютер прибил в Виттенберге к дверям церкви двадцать шесть тезисов, по которым он считал себя несогласным со всей католической церковью .

Ну, братцы мои, если в наше время, в XX в., когда свобода в печати и чего-то еще — существует, то если я вот, к примеру, пойду и прибью там где-нибудь в Лондоне табличку, что я не согласен с английской конституцией и постановлением Парламента, — мне скажут: «Ну, и — иди домой». И этим всё кончится. Правда ведь?

Или я приеду в Испанию и прибью там записку, что я не согласен с тем, что вы выбрали этого Бурбона , с такой неприличной фамилией, к себе в короли. И, вообще, надо всё переделать. Мне скажут: «Выселить этого хама из нашей страны» и на этом всё кончится. Правда?

А ведь это было средневековье — «страшная» эпоха. Сказали: «Как так? Этот монах не согласен с тем, во что мы, весь Христианский мир, веруем? Давайте разберем, какие у него доводы! Устроим диспут. Он имеет право, вообще, выслушать возражения. Да-да!»

И устроили. И кто бы, вы думаете, председательствовал на этом диспуте? Император Карл V Габсбург , во владениях которого «не заходило солнце»: он был император Германии , правитель Нидерландов (это был его наследственный домен, он сам был нидерландец, фламандец), Испанское королевство, испанские владения — в Америке, Филиппины, Неаполитанское королевство, Милан в Ломбардии — это всё принадлежало ему. Он был председателем на этом диспуте, рядом с ним сидел папский легат — как богослов , который должен был с этим монахом спорить. По правую сторону от представителей духовной и светской власти были все магнаты Германской империи и послы из соседних католических государств, по левую сторону — духовные лица.

Привели Лютера и говорят: «Спорь! Отстаивай свои тезисы ».

Он смешался. Карл посмотрел и сказал: «Да, я думал, это человек… а, ну, в общем, — дрянь. Ну, ладно, завтра приведите его к отречению и отпустите. Что с ним разговаривать?!»

А Лютер за ночь-то передумал всё, и, когда его на следующий день привели отрекаться, он сказал: «Hier stehe ich und kann nicht anders» ( нем. Я здесь стою и не могу иначе!) и пошел — крыть! И что вы думаете, — половину переубедил. Потому что когда его решили после этого арестовать (а это в те времена бывало), то уже герцог Саксонский быстренько его спас, дал ему всадников, конвой, увез в какой-то из своих замков и там спрятал. И идеи Лютера пошли по всей Европе, а Лютер там сидел тихо и переводил Библию, чтобы занять свободное время, которого у него было много.

Отсюда пошел раскол поля .

Как вы сами понимаете, дело, очевидно не в том, чтоЛютер говорил. Подавляющая часть европейцев была безграмотна, а те, кто был грамотны, у тех было тоже не очень-то много времени, чтобы читать и изучать все эти принципы, и взвешивать их, и сравнивать, что правильнее: следовать Преданию или Писанию . Для этого надо было Писание хорошо знать, а оно — толстое, понимаете, где там (да еще на латинском языке!) — трудно читать. Как надо понимать пресуществление , или предопределение — в грехах человеческих? Как учение о спасении? Господи, да — некогда!