Норман Льюис - Бегство от мрачного экватора. Голоса старого моря

Он вышел к Росасу:

— Дайте мне вашу одежду. Вы можете надеть это. — Он протянул ему рубашку и брюки.

— Как вы себя чувствуете?

— Нормально.

— Длительный переход выдержите?

— Если это необходимо.

Садик повернулся к Саймону:

— Вы вернётесь в Лос-Ремедиос.

— Мне теперь туда путь заказан, — ответил Саймон. — Мне надо скрыться. На пикете записали все мои данные.

— Если вы поторопитесь, то, возможно, еще успеете проскочить, — сказал Садик. — Вы возьмете пассажира. Его надо доставить в город любой ценой.

— Если им сообщили об угоне машины, я ничего не смогу сделать.

— Вы не должны были ее угонять, — сказал Садик, — раз вам приказали только снять номера. Я думаю, вас за это накажут. И поделом… Дайте мне комбинезон, — сказал он Росасу. — Слава богу, хоть размер подходит.

Взяв комбинезон и фонарь, он вышел на задворки черным ходом. На задворках стояла большая клетка со спящим детенышем ягуара. Под клеткой находились люк и лестница, ведущая в подземелье. Садик отодвинул клетку, ягуар проснулся и зарычал. Загремев болтом, которым запиралась крышка люка, он поднял ее, посветил фонарем вниз и свистнул.

— Просыпайтесь, — сказал он. — Пора уходить.

Борда отозвался: «Иду», — и вскоре Садик услышал его шаги, увидел отсвет масляной лампы на степах подземелья. «У меня есть еще час, — подумал он. — Не забыть бы выпустить живность».

В воскресенье собор был переполнен прихожанами, которые пришли послушать проповедь на тему «Блаженны кроткие, ибо они унаследуют землю» [44] От Матфея, 5: 5. , подсказанную строкой из Евангелия. Проповеди отца Альберто, дразнившие правительство, приобрели популярность — они котировались в среде пресыщенных богачей на уровне корриды с хорошим мексиканским матадором. Дополнительный наряд полиции боролся с пробками возле собора, помогал парковать громадные американские лимузины. Городская знать приходила рано и не оставляла ни одного свободного места, а после службы верхушка общества устраивала коктейли, где с веселым изумлением обсуждала нападки отца Альберто. Когда священник был особенно резок, все говорили, что сегодня он в ударе, что спектакль удался на славу. Люди, близкие к епископу, просили его не лишать их развлечения и не утихомиривать отца Альберто, по епископ уже колебался.

Начало проповеди не предвещало ничего интересного. Оно было слишком сухим и никого не трогало.

Отец Альберто приводил цифры, которые ничего не говорили аудитории и не производили на нее впечатления. Никто не оспаривал того факта, что три процента населения владеют шестьюдесятью процентами земли.

Никто не отрицал, что большая часть народа необразованна, страдает от болезней и эксплуатации, терпит нужду и обречена на раннюю смерть. Эти общие места нагоняли скуку на людей, ждавших чего-нибудь сногсшибательного. Отец Альберто говорил, что тех денег, которые в среднем богатая семья расходует на традиционную майскую праздничную нугу [45] Сходный с халвой вид кондитерских изделий. , хватило бы в среднем на месячное питание бедной семьи.

Большая часть аудитории стояла на позиции консерваторов, которые признавали, что все обстоит именно так, как говорит священник, но считали существующее положение частью непостижимого божьего промысла.

Согласно расхожему доводу, бедняки и нищета необходимы хотя бы для того, чтобы богатые могли упражняться в щедрости. «Собаки бросаются на нищих, белые истребляют индейцев или превращают их в рабов», — говорил священник своим прихожанам, а они подавляли зевоту в ожидании фейерверка остроумия.

Отец Альберто, сделав паузу, обвел взглядом безукоризненно одетых мужчин и женщин, увешанных драгоценностями, — все они сидели со скучающими лицами.

Они рассчитывали на большее. Они ждали, когда священник назовет их, как он это делал раньше, ханжами — порождениями ехидны. Отец Альберто продолжил проповедь. Его голос, спокойный и негромкий, едва долетал до задних рядов. «Кроткие, — сказал он, — унаследуют землю».

— Они унаследуют землю, — повторил он, — но людям, которые ведут их за собой, которые отвоевывают для них то, что должно принадлежать кротким, самим не следует быть такими. Кротких поведут за собой студенты и священники, они будут сражаться бок о бок везде, где им придется сражаться, — на улицах или при необходимости в горах — против капитализма, этого Молоха, ставшего в наше время врагом христианства.