Норман Льюис - Бегство от мрачного экватора. Голоса старого моря

— Сегодня я была в Ультрамуэрте, — сказала Мэри.

В первый момент ей показалось, что Грааль не расслышал ее слов.

— На руднике, — добавила она.

Уильямс отреагировал не сразу.

— Очень жаль, дорогая, что ты поехала туда одна. Лучше бы мы отправились на рудник вдвоем.

— Почему? — перебила она.

— Через день-другой, — продолжил он, — когда индейцы обживутся в лагере. Сейчас там беспорядок, неизбежный поначалу.

— Я не могла откладывать, — сказала Мэри. — Связаться с тобой не было возможности. Сегодня утром, когда я пришла в лечебницу, мне сообщили, что трех моих пациентов по ошибке отправили на рудник.

— Значит, они не так уж серьезно больны, дорогая. Мы с Гомером весьма тщательно просмотрели истории болезней.

— Они еще не успели оправиться от воспаления легких. Я поехала, чтобы вернуть их обратно. Ты скрыл от меня, что Ультрамуэрте — настоящий лагерь для заключенных.

— Ну что ты, дорогая. Какой же это лагерь для заключенных? Конечно, рудник обнесен забором из колючей проволоки, но ведь там ценное оборудование.

— У ворот меня остановил вооруженный охранник, он вел себя крайне грубо. В конце концов мне удалось поговорить с управляющим, неким мистером Фрезером. Тебе приходилось с ним встречаться?

— Всего несколько раз. Он показался мне способным человеком, у него хорошая репутация. Седрик Харгрейв знает его с давних пор.

— Этот Фрезер — страшный человек, — сказала Мэри. — Он не пытался скрыть своей неприязни. Когда я объяснила ему, что приехала за тремя пациентами, он рассмеялся мне в лицо. Кажется, он решил, что мое беспокойство за них — чистое лицемерие. Не тратя лишних слов, он дал мне понять, что считает нас вербовщиками рабочей силы для рудника. Он назвал миссию ловушкой для индейцев. Тут уж, боюсь, мне изменила выдержка.

— Да, его поведение возмутительно, — согласился Уильямс. — Правда, насколько я знаю, ему сейчас приходится нелегко. Но это не дает ему права распространять гнусную клевету. Я обязательно поговорю с ним.

— Он считает, что ты превосходно осведомлен о чудовищных условиях, в которых живут наши индейцы, и что тебе нет до них дела.

— Чудовищные условия? — повторил Уильямс. — Дом в самом деле сколочен на скорую руку, но ведь это только временное жилье. Меня заверили, что со временем лагерь станет образцовым.

В Мэри проснулся бунтарский дух.

— Сам-то ты его видел? — спросила она.

Впервые она подвергала сомнению его слова.

— Мне показывали помещения, но, должен признаться, тогда они еще не были заселены. Условия, конечно, не идеальные, но вполне сносные. Сначала будет немного тесновато, но скоро положение улучшится.

— Наши индейцы называют этот дом бараком.

Она умолкла, в памяти возникла картина, от которой на глаза навернулись слезы.

— Дом трехэтажный, на каждом этаже — по четырнадцать комнат, в каждой комнате — по три семьи.

Удобств никаких, нет даже воды. Нищета и грязь невероятные.

— Ты расстроила меня своим рассказом, — сказал Уильямс, — но я уверен, что это временные трудности.

— Я заметила мистеру Фрезеру, что нравственность неизбежно пострадает при таком скоплении людей обоих полов, а он ответил, что о нравственности в шахтерском лагере лучше забыть. Он даже предложил в будущем, когда число работающих возрастет, привозить туда женщин легкого поведения.

— Похоже, мистер Фрезер циник. Я не стал бы принимать его слова всерьез.

— Он сказал, что число жертв несчастных случаев составит за год, вероятно, процентов пятнадцать всех шахтеров.

— Сомневаюсь. Нс забывай, что у диких индейцев, живущих в горах, смертность еще выше.

— Но ведь это наши индейцы, — возразила Мэри. — Мы же отвечаем за них, разве ты не понимаешь?

— За их души, — сказал он, — отвечаем.

— А для меня их тела тоже кое-что значат, — призналась Мэри. — Должно быть, потому, что я врач.

Он удивленно посмотрел на нее. Много лет каждый из них формировал взгляды другого, притирал их к своим, и в итоге выработалось непоколебимое семейное кредо, теперешние отступления от которого не могли остаться незамеченными.

— Что бы ни случилось в дальнейшем, — сказал Уильямс, — мы спасли индейцев.

В его устах это звучало самым веским аргументом.

Мэри ошеломила мужа другим сокрушительным доводом:

— Ты знаешь, что индейцы предаются пьянству?

Уильямс оторопел.

— На руднике? — спросил он.

— Да, на руднике. Пьянство вошло у них в норму.

Одну пинту спиртного им выдают утром перед работой, а вторую — в конце рабочего дня. Мерзкое пойло из кукурузного пива, смешанного с ромом. Мистер Фрезер сказал, что условия работы так тяжелы, что без спиртного индейцам не выдержать. На обратном пути я зашла к мистеру Харгрейву, и он подтвердил, что то же самое творится на всех рудниках. Он сказал, что спаивание индейцев является составной частью политики, цель которой — довести их до полной деградации. Эта политика послужила одной из причин, по которой он, в прошлом горный инженер, бросил когда-то свою работу. На некоторых рудниках шахтерам ежедневно выдают порцию листьев коки. Индейцев одурманивают, доводят до скотского состояния всеми доступными средствами. Лишь бы они не поднимали головы.