Норман Льюис - Бегство от мрачного экватора. Голоса старого моря

Вдвоем с Себастьяном мы пошли к морю. Мы расставались, и, возможно, навсегда — кто знает, вернусь ли я весной, — а он уезжал в Херону на новую стройку: работы в усадьбе Пуига де Монта закончились, а других объектов поблизости не было.

Мы шли по тропинке, ведущей к невысокому утесу — оттуда хорошо было видно все, с чем мы расставались. Утро было тихое, стоял полнейший штиль, пахло водорослями, щебетали пташки. Прибой вынес на берег множество обломков, и они неподвижно лежали на песке, отмечая новую, зимнюю границу территории, отвоеванной морем у суши; в крупном песке копались ребятишки, выискивая цветные стекляшки, выброшенные морем. Мы стали смотреть, как Педро осторожно ведет лодку в нескольких футах от берега, преследуя косяк рыбешки, кормящейся у подводных камней. Он несколько раз забрасывал сети — именно туда, где стоял косяк, но ничего не вытащил. Бабка, которая по окончании праздника опять надела траур, сидели на корточках у только что причалившей лодки, перебирая скудный улов. Издалека она была похожа на черную пирамиду. Наступали трудные времена — вдовы, что поджидали рыбаков на берегу, ограничивались одной-двумя рыбешками с лодки, а ведь летом они набирали полные пригоршни.

Мимо нас, загадочно улыбаясь, элегантная, как всегда, прошла со своим стадом Мария-Козочка. Среди домов мелькнула фигура дона Игнасио; под мышкой он держал продолговатый сверток, в котором угадывалась лопата, — священник отправлялся на раскопки и спешил на автобус, который ходил раз в две недели.

Мы свернули на тропинку, ведущую к морю, и замерли в изумлении: на камнях с удочками в руках стояли три коренастых сортовских парня. Их заметили и фарольские рыбаки; любопытство взяло верх, и то один, то другой, сделав вид, что идет куда-то по делам, проходили мимо них, чтобы получше рассмотреть. Мы с Себастьяном подошли к ним и без обиняков спросили, как клюет, но они мрачно посмотрели и ничего не ответили. Они наживляли на крючки моллюсков-береговичков, которых собирали тут же в камнях, и Себастьян посоветовал им ловить на пескороя или осьминога. Совет был дан от чистого сердца, но они ему не вняли. А что им было делать? Я уже знал толк в рыбалке, и был уверен, что сегодня ничего они не поймают.

А что их ждет в будущем? Ведь даже крестьянин может стать рыболовом, если подойдет к этому серьезно и основательно. Разве могут три, тридцать, пусть даже триста таких вот любителей отбить хлеб у фарольских мастеров? Мы поговорили на эту тему, но, глядя на них, подумали, что для нас самих открываются такие возможности, о которых мы раньше и мечтать не смели.

Зимой мы с Себастьяном не теряли связи друг с другом, и однажды он прислал мне письмо, в котором сообщал, что его неожиданно отозвали из Хероны в Фароль, где начался капитальный ремонт двух других вилл пробковых магнатов. В следующем письме он известил меня, что собирается в отпуск; я писал ему, что хочу перебраться на юг, и он предложил встретиться на границе в Порт-Боу, где можно заняться ловлей омаров.

Его доводы в пользу этого предприятия казались весьма убедительными. У испанских берегов в холодной воде зимой кишмя кишат омары, но там они и даром никому не нужны. А французы, наоборот, любят полакомиться омарами (я это заметил), но эта пагубная страсть привела к тому, что омаров у французских берегов почти не осталось. Себастьян предлагал ловить их руками, ныряя в масках. Они так и кишат в воде, писал он. Его приятель разглядывал морское дно через ящик со стеклянным днищем и повсюду ему попадались омары. Терять, собственно говоря, было нечего, и я решил, чего бы это мне ни стоило, проникнуть в Испанию через Порт-Боу. Мы обменялись еще парой писем и окончательно договорились о времени и месте встречи, а в конце марта я отправился по своему прошлогоднему маршруту: поездом до Сербера, затем на такси до пограничного знака, пешком через границу, «закрытую на замок», а затем уже на испанском такси до Порт-Боу.

Себастьян ждал меня в кафе «Моряк», здесь сидели несколько французских туристов, первые послевоенные ласточки, смельчаки, которые отважились на путешествие в страну, вновь открытую после долгих лет изоляции. («Parole d’honneur! lis sont comme les arabes. Ils ne laissent pas les femmes sortir!» [52] Честное слово! Они, как арабы. Она не позволяют женщинам выходить на улицу! (фр.) )

Себастьян похудел еще больше. Взгляд его был мрачен; казалось, он подавлен вечными заботами, каторжным трудом — в Хероне ему приходилось работать по 9 часов, получая 21 песету в день; на руках у него были мозоли. Ремонт вилл продвигался быстро, оставалось лишь установить ванну, водопровод и все такое прочее; оборудование задерживалось, и ему дали месяц за свой счет.