Норман Льюис - Бегство от мрачного экватора. Голоса старого моря

Здесь же был и неграмотный алькальд, бывший пастух; во рту у него блестели два ряда зубов из чистого золота. В задних рядах зловещей тенью мелькал сортовский священник — мрачный небритый фанатик. Из Фароля никого не было. С полчаса мы ходили по чану кругами, затем утоптанную массу перемешали и разложили по большим бочкам; здесь она простоит три дня, чтобы забродить. После этого виноградный сок вычерпают и разольют по бочонкам, которые предварительно моют горячим вином. Как только бочонок наполняется до краев, в него погружают мышь и держат там, пока она не захлебнется. Напоследок в бочонок клалась виноградная веточка, что сообщало вину уксусную кислость, — подобно тому, как горькая ветка добавлялась в тесто. Когда-то это было задумано, чтобы поуменьшить аппетиты пьющих вино пеонов, но сейчас такое средство для этой цели более не годилось: все местные винпийцы, включая дона Альберто, привыкли к этому привкусу.

Вино бродило до 11 ноября, и в день святого Мартина бочку закупоривали. Теперь его можно было пить.

В этом году дон Альберто намеревался устроить ритуальную дегустацию вина: дудки и барабаны, крестьяне в старинных, похожих на чулки колпаках, штанах до колен и гетрах. Портнихи уже принялись за работу и кроили наряды — моделями им служили картинки со старого календаря — рекламы фирмы по производству мыла.

Когда мы кончили давить виноград, нас с доном Альберто пригласил к себе алькальд. Он нажился на войне и от коз больше не зависел, по держал дома небольшое стадо — так, для удовольствия. Козы жили в комнате, смежной с той, в которой нас принимали, и алькальд самозабвенно нас развлекал: открыв дверь, он называл их по кличкам, и козы по очереди представали перед ним. Коза входила, приближалась к нам, протягивала ногу для пожатия и вприпрыжку неслась назад. Одна коза секундочку помедлила, прежде чем убежать, расставила задние ноги и пустила струю мочи. Это позабавило моих приятелей, а все представление привело дона Альберто в восторг. Тут я заметил, что запах, который раньше бы показался мне жутким зловонием, не вызвал у меня никакого отвращения — за два месяца я добился значительных успехов.

За три дня до праздника в Кошачьей деревне появились пришельцы, приглашенные доном Альберто.

Прямо на берегу они стали разбивать огромный шатер. Это и был обещанный цирк, а по сути дела, бродячий театрик — они все еще сохранились в тех местах, куда не дошло кино. Зрелище это жалкое и убогое: бездарные и старые артисты, жизнь которых клонится к закату, грошовые сборы.

У входа висела кричащая афиша, на которой были изображены чудовища и черти, тигры-людоеды, человек на воздушном шаре. Под афишей шла подпись:

«Дворец иллюзий. Захватывающий парад потрясающего великолепия». Весь долгий летний день из шатра доносилась нежная, грустная, ненавязчивая музыка дальнего юга, а перед входом уныло слонялись пожилые, почерневшие от старости и жаркого солнца циркачки в войлочных шлепанцах и ужасающе безвкусных кимоно и купальниках. На кассе, окрашенной в кроваво-красный цвет и оклеенной со всех сторон афишами представлений, данных в незапамятные времена и больших городах, висело объявление, взывавшее:

«Спешите! Не откладывайте ни на минуту. Представление начинается. В продаже осталось мало-билетов!»

По в театрик никто не пошел.

Не было в Фароле такого, кто мог бы позволить себе выбросить четыре песеты на подобное представление. К тому же они прознали, что циркачи были цыганами, а рыбаки не любили мошенников-цыган и лее с ними связанное. Эта нелюбовь была необъяснима и отражала лишь национальный предрассудок — вряд ли кто из общины даже разговаривал с цыганом, но при всем при том эта неприязнь глубоко засела в их сознании. Когда Кармела хватала кошку за хвост, крутила ее над головой и швыряла в окно или, шипя, бросала в огонь мышь, то всегда с омерзением восклицала: «Цыганское отродье!»

Я попросил ее и Бабку перечислить, что им не нравится в цыганах, и они назвали следующее:

1) они мошенники, и не знаешь, чего от них ждать;

2) они крикливо одеваются и любят хвастать;

3) они любят жить в пещерах (это правда);

4) цыган не работает, а ищет девицу, которая спит с другими за деньги. Такая девица кормит его, а он всю жизнь дрыхнет или играет на гитаре.

Получив ответы на эти вопросы, я выяснил, что жители Кошачьей деревни с презрением относятся ко многому из того, что иностранцами рассматривается как типично испанское, например к танцам фламенко.