Амели Нотомб: Кодекс принца

Мне показалось, что я в жизни не слышал ничего ужаснее. Словно этот звонок был доказательством моей вины. Такой знакомый, привычный звук, знак житейской суеты или приятной беседы, приобрел совсем иное значение: я ударился в панику. Господи, пусть смолкнет эта ввинчивающаяся в мозг сирена! С перепугу, не иначе, мне подумалось, что это, наверное, женщина, которой звонил Олаф, увидела номер на определителе и решила перезвонить.

Тем более подходить не стоит. Я порадовался, что у меня нет автоответчика. Наконец звонки прекратились. Весь дрожа, я прилег на диван. Телефон зазвонил снова. Я схватил трубку и прижал ее к виску, словно собирался застрелиться. Сдавленным голосом пробормотал дежурное «слушаю».

— Мсье Бордав? — послышалось в трубке.

— Он самый.

— Говорит мсье Брюнеш, ваш поставщик вин.

Что такое он несет? И сам себя величает «мсье», не иначе, провинциал.

— Не понимаю.

— Вспомните: Салон плодородия и вкуса.

Я ничего не ответил. Тогда он пустился в якобы наши общие воспоминания, ни следа которых почему-то не сохранила моя память. Я был, как он утверждал, хорошим клиентом. На последнем Салоне плодородия и вкуса в Порт-де-Шамперре полгода назад купил у него ящик «жерве-шамбертен» 2003 года. Он допускал, что я мог забыть его, но был уверен, что вино я помню. Все, что он говорил, было на меня непохоже. Неужели кто-то химичил с моей банковской картой?

— А как я с вами расплатился? — спросил я.

— Наличными. Вы всегда платите наличными.

Час от часу не легче: я, оказывается, покупал за наличные вина, стоившие, надо полагать, целое состояние. И делал это часто. Я заявил, что я, очевидно, не тот, а совсем другой Бордав.

— Разве вы не Батист Бордав?

— Да, меня так зовут.

— Вот видите?

— Значит, мы тезки.

— Вы сами дали мне этот номер телефона.

Мне казалось, будто меня засасывают зыбучие пески, черная, как вакса, топь. Хотелось попросить собеседника описать меня, но я не осмелился. С этим трупом под ногами я сам себе казался чересчур подозрительным, чтобы привлекать внимание столь нелепым вопросом.

— Простите, но мне пора, родные ждут в гости, — сымпровизировал я.

Он выразил понимание и извинился за беспокойство. Но, прежде чем повесить трубку, сообщил, что у него сейчас есть просто изумительное «мерсо», и посоветовал подумать.

Отделавшись от поставщика вин, я посмотрел на лежавшего на полу Олафа и понял, что его нежданное появление разделило мою жизнь на «до» и «после». «После» придет в свой час. Пока меня больше волновало «до».

Кто я такой? Никто не ответит на этот слишком общий вопрос. Даже задавая его себе в более скромной форме, посредством частностей, я не находил ответа. Например, что я планировал на это субботнее утро? Как провел бы время, не случись некоему скандинаву умереть в моей гостиной? Я не мог этого сказать и не находил в памяти никакой зацепки.

А что я обычно делал с утра по субботам? Я и этого не знал. Хуже того: мне это было неинтересно. В конце концов, я вполне мог быть и человеком, покупающим лучшие бургундские вина ящиками за чемоданы наличных банкнот. Им — или кем угодно другим!

Поставщик упомянул Порт-де-Шамперре. Это название я знал. Но не помнил, чтобы когда-либо был там. А запоминаются ли вообще такие детали? Мною снова овладела усталость.

То, что мне не интересно, — не мое. Батист Бордав меня не интересовал. Олаф Сильдур, напротив, занимал все мои мысли.

Завидно ли положение мертвеца?

Олаф мог бы дать прелюбопытный ответ на этот вопрос, но, как ни странно, я задавал его сам себе: завидно ли положение мертвеца для живого?

Наверное, да. Прежде всего я подумал о приглашениях, от которых так хочется отвертеться: любые извинения, сколько их ни измышляй, звучат фальшиво, а тут и врать больше не надо. И на работе никто не упрекнет за прогулы. Сослуживцы не будут злословить за вашей спиной, а заговорят о вас с сочувствием и умилением, возможно, даже пожалеют о вашем уходе.

Далее, у вас появился идеальный повод не платить по счетам. Ваши наследники будут рвать на себе волосы, получив кучу мерзких бумаг. Но так как у меня наследников нет, я могу не заморачиваться по этому поводу.

До меня вдруг дошло, что общество наверняка давно смекнуло, как заманчива подобная перспектива, и дает отпор. Лучший рычаг для этого, как водится, банк. Вы умерли — значит, не имеете больше доступа к вашему счету. Кредитная карта заблокирована, наличные не снять, проценты не капают. Поневоле задумаешься, прежде чем сыграть, как говорится, в ящик.