Борис Виан - Сколопендр и планктон

Он призвал Видаля к себе в кабинет и сказал:

— Дорогой Видаль, довожу до вашего сведения, что… э… по просьбе моей племянницы… мы… наша семья была бы рада, если вы в семь вечера придете на празднование помолвки.

— Но Лустало сказал: в четыре.

— Да, начало, в принципе, в четыре, но я лично думаю, что веселье раньше семи не начнется… Вы ведь знаете, что подобные празднества… э… как правило… не очень интересны. Поэтому я не советую вам приходить слишком рано, тем более что это отвлечет вас от работы…

— Данное обстоятельство, бесспорно, следует учесть, — согласился Видаль. — Если вы не против, я приду в пять, а за час с четвертью рабочего времени пусть у меня вычтут из зарплаты.

— Это было бы отлично, — заключил Полквост. — А должок вы отработаете как-нибудь в субботу.

— Ну конечно, — сказал Видаль. — При этом совсем не нужно будет платить мне сверхурочные, ведь у нас не почасовая оплата.

— Вы совершенно правы. Мы должны радеть за общее дело. Кстати, у вас нет ко мне ничего срочного? Как подготовка к совещаниям? Идет?

— Идет, — ответил Видаль.

— Ну, тогда вы свободны.

Видаль ушел, и Полквост вызвал по внутреннему телефону Пижона — телефон уже починили. Эммануэль тут же явился.

— Присаживайтесь, друг мой, — сказал Полквост. — Видите ли… э… Я должен всем кое-что сообщить. Прежде всего, довожу до вашего сведения, что моя племянница просит вас присутствовать на церемонии помолвки у нее дома в следующую среду в семь часов. Вы можете условиться с Видалем, он тоже идет.

— Лустало говорил, в четыре, — заметил Пижон.

— Да, но нам нужно доработать проект спецификции на металлические горшки для суматоха широколистного. Хватит ли вам времени?

— Полагаю, что да. Если надо, я приду в отдел пораньше, — ответил Эммануэль.

— Это самый лучший выход. Вообще говоря, в принципе, вам никто не мешает являться пораньше всякий раз, когда у вас много работы… Ведь мы в известной степени должны радеть за наше дело. А как только учредят, как я того хочу, золотую книгу особо отличившихся сотрудников нашего славного Консорциума, можно будет рассмотреть предложение о включении в нее биографий всех тех, не правда ли, кто, подобно вам, готов отказаться от развлечений, возложив эту жертву на алтарь унификации. Я говорю не просто так; тут есть над чем подумать. Я предполагаю в скором времени переговорить об этом с Уполномоченным правительства. Как бы то ни было, ваше предложение работать сверхурочно мне по душе. Это значит, вы принимаете свою работу близко к сердцу. Кстати, у меня для вас хорошая новость. Помните, несколько месяцев назад я сказал, что буду вас продвигать. Так вот, я походатайствовал за вас перед Генеральным директором, и с этого месяца вам прибавят жалованье.

«Воробьешь постарался», — подумал Эммануэль, вслух же сказал:

— Благодарю вас, месье.

— При нынешних трудностях, — заметил Полквост, — двести франков в месяц — не пустяк.

Освободившийся вскоре Пижон в бессильной ярости зашагал взад-вперед по коридору. Потом ворвался в комнату Леваду и Леже.

И остолбенел: Леваду был на рабочем месте, а Леже отсутствовал.

— А вы отчего не смылись? — спросил Эммануэль.

— Да нельзя. Этот идиот Леже позвонил, что не сможет прийти после обеда.

— Почему?

— Он затеял мордобой с заводским кассиром Леже-старшим. Этот негодяй, судя по всему, присвоил два квадратных дециметра довоенной резины, которой Виктор заделывал щели в своей каморке.

— А на кой отцу резина?

— На подметки! — воскликнул Леваду. — Резину на подметки! Когда кругом столько деревяшек, представляете!

— А вас-то почему это колышет?

— Как почему! Ведь сегодня Полквост, если верить моим записям и моему шпиону, слиняет в четыре, а у меня в четверть четвертого свидание с… сестренкой! Леже всего-то и надо было сидеть в кабинете и отвечать, что я только что вышел.

Расхохотавшись, Пижон вышел в коридор.

Меж тем на другом конце города Леже, схватившися с бородатым стариком, весь в опилках катался по полу, ожесточенно кусая того в правую лопатку.

Леваду же пришлось дежурить на боевом посту.

Глава XI

В день помолвки Пижон с Видалем появились на работе в половине третьего, прекрасные как Аполлоны.

На Пижоне был восхитительный светло-сизый костюм и желтые штиблеты — сверху дырки, снизу подошвы — а также белоснежная сорочка и галстук в широкую косую лазурную и жемчужно-серую полоску.

Видаль надел свой обалденный темно-синий костюм; правда, его маленький высокий воротничок оставлял тягостное впечатление: казалось, Видаль нечаянно засунул голову в очень узкую трубу.