Избранные произведения писателей Дальнего Востока

Чувствовал себя Тао неважно. Уйдя в сорок один год со службы и поселившись в деревне, он, как сказано в династийной хронике, «поддерживал свое существование, трудясь в поле, и оттого занедужил». До шестидесяти лет занимался Тао полевыми работами. Когда же ему пошел седьмой десяток, он отдал сыновьям свою мотыгу и сказал:

— Все, больше не могу. Руки-ноги ослабли, ничего не получается. Работайте теперь без меня!

С тех пор он ни за что не брался. Только утром или вечером, опираясь на палку и читая про себя любимые стихи, выходил в поле — посмотреть, как растут туты и конопля, рис и просо.

В том году осень пришла в Сюньян раньше обычного; уже в восьмом месяце [23] Восьмой месяц по лунному календарю примерно соответствует нашему сентябрю. на рассвете и закате гудел ветер, как бы возвещая начало увядания природы. Однажды утром Тао Юаньмин поднялся чуть свет. Всю ночь он проворочался без сна: мешали спать неприятные воспоминания об увиденном накануне в монастыре Восточной рощи, что в горах Лушань. В голову лезли непрошеные мысли. Он отправился в горы побеседовать с буддийским наставником Хуэйюанем, а заодно пожить в обители несколько дней, отогнать от себя беспокойные думы, подышать другим воздухом. Но, едва приблизившись к монастырю, он увидел шумные толпы снующих взад и вперед богомольцев с ароматными палочками в руках.

Особенно же огорчил Тао сам наставник, сидевший на скрещенных под собой ногах в центре главного молельного зала, — его граничащее с высокомерием безразличие к людям, его явная рисовка. В своей монашеской шапке и алой шелковой рясе он был совершенно не похож на того Хуэйюаня, которого привык видеть Тао Юаньмин. Наставника окружали молодые смазливые послушники, держа в руках медные плевательницы, метелки с рукоятками из белого нефрита, платки из фиолетового шелкового полотна... Словом, наставника сейчас можно было принять за важного сановника на аудиенции. Сложив ладони и закрыв глаза, без всякого выражения на лице, он принимал бесчисленные поклоны и коленопреклонения богомольцев. И не понять было — то ли он спит, то ли предается благочестивым размышлениям.

Вскоре началось молебствие. Монахи всем скопом громко прочли сутру [24] Сутра — составная часть буддийского канона. «Бессмертные будды»; затем Лю Иминь продекламировал сочиненную им «Молитву о ниспослании милостей»; после чего члены сообщества «Белого лотоса» [25] « Белый лотос » — основанное Хуэйюанем общество, в которое вошли 123 представителя образованного сословия, принявшие обет непорочной жизни (белый лотос — символ чистоты). совершили ритуальные поклоны перед Хуэйюанем, и, наконец, все молящиеся громко повторили буддийскую формулу: «Посвящаю себя будде Амитабе, его милосердию, его мудрости». На том церемония закончилась. И лишь тогда наставник чуть-чуть приоткрыл веки и под мерный стук молитвенных барабанов пробормотал: «Цзети-цзети, поло цзети, полосэн цзети, путиса покэ» [26] Транскрипция санскритских слов. . Произнеся это почти никому не понятное заклятие, он поднялся со своей циновки и ушел во внутренние покои, не сказав более ни единого слова. Он даже ни разу не взглянул на простершихся перед ним паломников, не говоря уже о том, чтобы вежливо их приветствовать. Такое пренебрежительное отношение к собравшимся показалось Тао проявлением той «гордыни», которую сам наставник не раз называл противоречащей заветам будды.

— Как вам понравилось нынешнее молебствие, сударь? — обратился Лю Иминь к Тао, когда в зале для благочестивых размышлений почетным гостям предложили чай.

Не дожидаясь его ответа, заговорил Чжоу Сюйчжи:

— Ничего не скажешь, редкостное зрелище — такие красивые горы, такой пышный молебен! Шли бы вы, сударь, к нам, в «Белый лотос». Наставник сказал, что разрешит вам и после вступления в общество пить вино.

— Верно, верно! Присоединяйтесь к нам! Из трех знаменитых Сюньянских отшельников двое уже вступили в «Белый лотос», теперь ваша очередь, господин Юаньмин! — Это заговорили наперебой именитые ученые Чжан Е, Чжан Цзюань, Цзун Бин и Лэй Цыцзун, которые вместе с Тао изучали конфуцианскую науку.

— Нет, я должен подумать. Жизнь до того коротка, в ней столько тягот. Так стоит ли брать на себя новые заботы — звонить в колокола, бить в барабаны?

С этими словами Тао Юаньмин поднялся, но все закричали:

— Как, разве вы не посидите с нами? Отведайте монашеского обеда, побеседуйте с наставником, тогда и пойдете!