Избранные произведения писателей Дальнего Востока

Отсюда были хорошо видны и остров Вольми, и красная крыша морского бассейна. Чотче смотрел в ту сторону, и два вопроса: «Неужели текстильщицы? Неужели Сонби?» — не выходили у него из головы. С нетерпением ждал он и надеялся, что процессия еще пройдет обратно.

— Вот! И о чем ты только так задумался? Увидал работниц и растаял...

— Работниц? — оживился Чотче. — Ты точно знаешь, что это работницы?

— Сумасшедший ты, что ли? Кто же, как не работницы?

— А не ученицы?

— Вот дурень! Бредишь ты, что ли... Не видал, как прошел этот бородатый надсмотрщик Тигр? Ведь он своей жестокостью на весь Инчхонь прославился!

«Работницы... Значит, это Сонби», — думал Чотче, глядя на остров Вольми.

— Что, парень? Здорово за душу задело?.. Только напрасно... Отсюда за ними не побежишь!

Чотче крякнул, взваливая на спину мешок, выпрямился и посмотрел на трубу текстильной фабрики. Из нее, как и всегда, клубами валил дым.

Высоко-высоко подымается эта труба, словно пронзая небо. Поглядеть на нее — и то голова кружится. А сколько раз приходилось Чотче взбираться на нее еще до того, как была построена сама фабрика! Вначале, когда фабрика только начинала строиться, он не предчувствовал никакой опасности. Но труба! Даже сейчас страшно вспомнить, как возводили они эту трубу!

Навалит, бывало, на спину штук тридцать кирпичей и лезет наверх. А гнущаяся доска того и гляди обломится. Глянет вниз — дрожь пробирает: земля далеко-далеко внизу; глянет в отверстие трубы — словно в бездонную пропасть или глубокое озеро окунется. Ноги трясутся, в глазах темно, волосы дыбом, но раз нанялся — надо карабкаться. Понемногу приходит в себя и поднимается выше. А то вдруг начнет казаться ему, что труба шевелится. Никогда раньше не испытывал он такого страха. И чем выше становилась труба, тем явственнее видел он, что она шевелится. Вот-вот рухнет труба, и он вместе с ней полетит вниз и убьется. Но, несмотря на явную опасность, Чотче снова и снова оказывался по утрам у трубы и опять по деревянным лесенкам взбирался на головокружительную высоту. «Эх, опять я сюда пришел, будто другой работы нет!» — спохватившись, с досадой ворчал он на себя.

До конца дней своих не забыть ему этой трубы. Она и во сне не дает ему покоя. Чотче приснилось как-то, что он упал в эту трубу.

«Да! Взглянешь на эту трубу, и то страх разбирает. А сколько жизней она пожрала?! Сколько товарищей разбилось насмерть, свалившись в нее?! За несколько жалких грошей в день мы вынуждены отдавать им не только тело свое, но подчас и жизнь!..» — с гневом и горечью думал Чотче.

Он снова вспомнил о работницах, о Сонби. Сонби ли та, с которой он встретился взглядом? А может быть, и не Сонби вовсе? Уверенность сменялась сомнением, и опять все сначала!

Закончив работу уже затемно, Чотче медленно тащился по улицам Инчхоня. Когда он пришел в харчевню, большинство его товарищей уже заканчивали свой нехитрый ужин, а некоторые, дополнив его кружкой дешевой рисовой водки, отдыхали за мирной беседой. Харчевня была единственным местом, где они могли получить некоторое утешение и даже своего рода развлечение. Выпьют горькой сивухи, языки немного развяжутся — и пошли балагурить!

Залпом осушив кружку водки, Чотче быстро управился с рисовым супом.

С тех пор как Чотче познакомился с Синчхолем, он стал очень осторожным, даже подозрительным, и, когда ему приходилось бывать в таких людных местах, его не покидало беспокойство: не затесалась ли в их среду какая-нибудь легавая собака? Выйдет на улицу, увидит человека в аккуратном европейском костюме — опять те же подозрения. Почти все, за исключением небольшой группы товарищей, состоявших вместе с ним и Синчхолем на бирже труда, казались ему сомнительными.

Присмотревшись к наполнявшим харчевню рабочим, Чотче успокоился и пошел во вторую комнату. Ему хотелось отдохнуть и подремать тут, в тепле, прежде чем возвращаться в свою каморку.

В комнате было жарко. Воздух пропитан резким запахом водки, словно едким дымом. Чотче лег на теплый пол, подстелив под голову циновку. Перед глазами снова возникла процессия работниц, изумленный взгляд Сонби.

Пьяный голос приятеля, с шумом ввалившегося в комнату, вывел его из раздумья.

— Вот, полюбуйтесь на него! Спящим прикидывается.

Он пнул Чотче ногой, и тот открыл глаза.

— Ну, ты! Потише! Я полежать хочу.

Работяга еле держался на ногах. Он с обидой покосился на Чотче.

— Ты, парень, никогда мне стаканчика не поднес! Есть деньги? Заработал ведь, так поднеси хоть кружку водки. Слышишь, ты! Денег дай, денег!