Одри Ниффенеггер - Соразмерный образ мой

Коль всемогущему Господу Богу нашему в неизреченной благости Его угодно было забрать к Себе душу почившей сестры нашей, то в сей час предаем мы тело ее месту отдохновения — земля к земле, прах к праху, тлен к тлену — в твердой и неколебимой надежде на воскрешение тела и вечную жизнь, через Господа нашего Иисуса Христа, Который уничиженное тело наше преобразит так, что будет сообразно оно славному телу Его, силою, которою Он действует и покоряет Себе все.

Роберт позволил себе осмотреться. Кроны деревьев облетели — до Рождества оставалось меньше месяца, — но при всем том на кладбище было зелено. В Хайгейте разрослись кусты падуба, ведущие свой род из Викторианской эпохи — от тех веточек, без которых в прежние времена не обходились надгробные венки. Эти заросли придавали местности праздничный вид, если, конечно, кто мог щелкнуть особым переключателем у себя в голове, чтобы совместить праздник Рождества и кладбище. Пытаясь сосредоточиться на словах викария, Роберт отчетливо различал тявканье лисиц, бегавших неподалеку.

Джессика Бейтс по-прежнему стояла рядом с ним. Она безупречно держала спину и не опускала подбородок, но Роберт видел, как она устала. Джессика возглавляла Общество друзей Хайгейтского кладбища — благотворительную организацию, которая поддерживала в порядке территорию и устраивала экскурсии. Роберт тоже состоял в этом обществе, но надеялся, что Джессика и без того пришла бы проводить Элспет в последний путь. Они всегда относились друг к дружке с теплотой. Когда Элспет приносила Роберту перекусить, у нее неизменно находился сэндвич и для Джессики.

На Роберта накатило паническое беспокойство: «Как мне сохранить в памяти все, что связано с Элспет?» Сейчас он помнил ее запахи, интонации, милую паузу перед его именем в каждом телефонном разговоре, каждое движение в постели, пристрастие к высоченным каблукам-шпилькам, чувственное благоговение перед антикварными книгами и полное отсутствие сантиментов при назначении цены. В тот миг он действительно знал о ней все — и страстно желал остановить время, чтобы ни одна мелочь не исчезла без следа. Но было слишком поздно; другое дело — если бы они с нею остановились вместе, но теперь он, стремительно отдаляясь, многое терял из виду. Ее образ уже расплывался. Надо бы записать… только ни к чему это. Записями ее не вернуть.

Найджел затворил дверь склепа и повернул ключ в замочной скважине. Этот ключ, по сведениям Роберта, должен был вернуться в нумерованную ячейку конторского сейфа и висеть там до следующего раза. Наступила неловкая пауза: служба закончилась, и никто не знал, что делать дальше. Джессика тронула Роберта за плечо и кивком указала на викария. Со словами благодарности Роберт вручил ему приготовленный конверт.

Потом все вместе двинулись по аллее. Вскоре Роберт обнаружил, что снова оказался посреди кладбищенского двора. Снегопад сменился дождем. Вокруг дружной стайкой вспорхнули черные зонты. Вслед за тем люди начали садиться в машины и выезжать за ворота. Работники кладбища говорили положенные слова, чьи-то руки гладили его по плечу, кто-то предложил выпить чаю или чего-нибудь покрепче; он не знал, что отвечать, и его тактично оставили в покое. Букинисты, все как один, укатили в сторону Эйнджела. [5]Роберт поймал на себе взгляд Джессики, маячившей в окне конторы. Теперь к нему направились Марика с Мартином, они все время держались особняком. Марика вела мужа под руку. Тот шел набычившись и, казалось, ненавидел брусчатку, по которой ступали его ноги. Роберта тронуло его появление на кладбище. Марика теперь вела под руки их обоих, и они, выйдя из ворот, пошли в гору по Суэйнз-лейн. На вершине Хайгейтского холма они свернули налево и через несколько минут сделали еще один поворот. Марике пришлось отпустить Роберта, потому что Мартин за ними не поспевал. Перед ними была длинная и узкая асфальтированная дорожка. Роберт отворил калитку — и они уже были дома. В окнах трехквартирного дома под названием «Вотреверс» свет не горел, а день уже клонился к вечеру, и это жилище, на взгляд Марики, выглядело еще мрачнее обычного. В холле они как-то растерялись. Марика приобняла Роберта за плечи. Она не нашлась, что ему сказать. Все положенные фразы уже были сказаны, она помолчала, и Роберт развернулся, чтобы идти к себе.

Тут послышался хриплый голос Мартина:

— Сочувствую.

Это слово прозвучало неожиданно для них обоих. Роберт не без колебания кивнул. Потом решил подождать, не последует ли что-нибудь еще. Все трое неловко переминались с ноги на ногу, пока Роберт не кивнул вторично, прежде чем скрыться за дверью своей квартиры. Мартин решил, что высказался некстати. Марика подтолкнула его вверх по лестнице. На площадке второго этажа они замедлили шаг у квартиры Элспет. К ней была прикреплена скромная табличка с одной лишь фамилией: «НОБЛИН». Марика на ходу провела по ней пальцами. Точь-в-точь как надпись над входом в склеп. И ей подумалось, что от этого впечатления теперь будет не отделаться.