Александр Покровский - Бортовой журнал 4

У нас же теперь не страна мастеров. У нас страна менеджеров.

Вот продать чего-то – это запросто, а создать – это, ребята, очень большие страдания.

Это и раньше было делом нелегким, а теперь – ну просто беда.

Дорогая это штука – флот.

Но без флота к тебе относятся так, как ты того и заслуживаешь: как к затерянной в непроходимой тайге среднеафриканской деревне.

Поэтому пусть хоть попытаются что-то построить.

Нам теперь все в радость.

Как неистребимый философ – теоретик, систематик и состязатель в гипотезах – я стоял вечера в Комарово на кладбище поэтов возле могильной плиты, придавившей прах любимой тети поэта Гринштейна, одичавшей, судя по всему, в конце жизненного пути, а потому и упокоившейся среди всех этих птиц небесных, и думал о том, что давно не получал от вас весточек.

Как вы там все?

Все чувства мои обострились и утончились.

Я, похоже, единственный в этом прекрасном городе, кто сливает воду в унитаз после посещения общественного туалета.

Остальные, судя по всему, быстренько забегают, торопливо залезают в штаны, достают оттуда нечто верткое, а после всех своих дел всем своим телом рвутся в двери, калеча шпингалеты.

Брезгают. Никак не могут себя пересилить и нажать на такую пипочку, что на унитазике сверху, после чего и возникнет бурный поток. Безотцовщина.

Я считаю, что это все от безотцовщины. Не было у них отцов.

Это же отцы учат мальчиков тому, как надо в туалете себя вести, как надо неторопливо и благородно разъять на брюках то, что называется ширинкой, достать оттуда свой, в общем-то, неужасного вида детородный орган, который предстоит придерживать одной рукой при мочеиспускании, не опираясь при этом другой рукой о стену.

Потом (внимательно следим за мыслью) путем несложных встряхиваний достигаем того, что перестает с него капать и. (этого не делает никто) промокаем кончик оторванным загодя кусочком туалетной бумаги, а затем уже, возвратив свой костюм и орган в исходное положение, аккуратно нажимаем на пипочку на унитазе, сливая воду.

После всего этого приличным будет вымыть руки, после чего их обычно сушат, воспользовавшись или автосушилкой, или бумажным полотенцем. Несложно, правда?

Если же приходит желание облегчить себя более замысловатым образом, не стоит влезать на унитаз ногами. Изолировать себя, нижнего, от сиденья можно с помощью все той же туалетной бумаги, разложенной по его периметру. Промыть унитаз в этом конкретном моменте придется несколько раз, добиваясь прозрачности воды в чаше.

В том случае, когда некоторые следы вашей уникальности и после этого не исчезают со стенок, можно воспользоваться специальным ершиком, после чего хорошо бы воду еще раз слить.

Сделали? А теперь следует вымыть руки, размышляя о том, что ты совершил для тех, кто придет после тебя, все, что смог.

Ребята, это же ваш город!

Это город не только великих революций, во время которых не работает городская канализация.

В нем все больше и больше становится того, что называется туалетами.

Каждое кафе торопится обзавестись.

Все меньше становится неосвещенных подворотен, дворов и открытых подвалов.

А двери подъездов теперь спешат украсить себя кодовыми замками, подъезды – консьержками, а лифты теперь все чаще находятся рядом с теми же самыми консьержками, внимательно следящими за каждым встречным.

Я вам должен сообщить, что даже поэты, бродящие тут в основном по ночам, все реже посещают кусты индийской сирени.

А что делать? На этот город со всех сторон наступает культура. Она просто стремится сюда. Ее не остановить. Именно по этой причине он и стал недавно носить имя «культурной столицы».

Так что возникает положение. Оно теперь есть и у города, и у всех его жителей.

Пора соответствовать.

А недавно в одном туалете было вывешено такое объявление:

«Вне зависимости от результата слейте воду.

Если же результат превысил ваши ожидания, воспользуйтесь ершиком. Уборщица».

Видите, что происходит с уборщицами?

В селе Лезье-Сологубовка Ленинградской области есть кладбище немецких солдат.

Их там сорок тысяч лежат. Ухаживает за кладбищем православный священник.

Это правильно. Прах солдат должен быть захоронен.

Человеческие кости не должны лежать где попало.

Сколько еще их, и наших, и не наших, лежат где придется.

Солдат, выполняя приказ, на смерть идет. Без этого армии нет.