Кир Шаманов - Дурные дети Перестройки

Отворив дверь этого полуподвала, я оказался в поистине удивительном месте. Сразу же за дверью начинался длиннющий коридор, по правую руку которого в мелкую нарезку располагались крашенные белой краской по стеклу двери в кабинеты, идентичные по стилистике Кабаковскому «Туалету». Но самое трогательное — всё это пространство было нашпиговано полностью обнажёнными семнадцатилетними мальчишками, пришедшими получать тот самый приписной на медкомиссию. Их было человек сто, и среди них, жмущихся по стенам, одетых было только двое: я и медсестра в белом халате на голое тело.

В поисках комнаты номер 23 я вынужден был пройти весь коридор, обтираясь и обжимаясь с ребятами, стоявшими около кабинетов врачей, но коридор закончился аккурат на комнате номер 22. Майор, который сидел в двадцать второй, сообщил мне, что заветная двадцать третья, в которой меня ожидает штандартенфюрер Исаев, находится в другом месте, а именно — в комендатуре по адресу: улица Шамшева дом 9, через дорогу. Я напрягся, шутки в сторону.

Дом девять стоит прямо напротив бывшего магазина «Океан», в нём находился городской офис Сбербанка. Но если зайти через двор и подняться на четвёртый этаж, на двери из карельской берёзы элитной дореволюционной квартиры с пятиметровыми потолками можно было легко обнаружить заветную табличку «Комендатура военкомата Приморского района».

Часы приёма совпадали, сердечко забилось в груди как пойманный воробей. Моих сил и массы едва хватило, чтобы надавить на огромную бронзовую ручку, и, напрягшись изо всех сил, я сдвинул на несколько сантиметров гигантскую дверь. Образовавшейся щели мне как раз хватило, чтобы пропихнуть внутрь своё субтильное тельце, после чего я тихонечко прикрыл дверь и обернулся…

Беззащитный и истощённый, я оказался в циклопических размеров прихожей, с потолками в три раза выше потолков моей хрущёвки, у меня за спиной была дверь высотой метра четыре, справа, слева и прямо напротив меня было ещё три таких же двери. Все они были открыты и вели в одинаковые комнаты, в которых стояли одинаковые, огромные столы, покрытые одинаковым зелёным сукном. За каждым столом сидели одинаковые полковники в одинаковых зелёных форменных пиджаках, которые мгновенно устремили на меня взоры своих одинаково ледяных глаз. Я вспомнил сказку про солдата и огниво.

Их почти идеально прямоугольные тела с бульдожьими головами и идентичной обстановкой кабинетов создали у меня эффект троения в глазах. Мне показалось, что если я сделаю ещё шаг, то потеряюсь в зеркальном лабиринте этого психоделического портала «в армию». Заглянув в глаза каждому из полковников по очереди, в полном молчании я осознал, что говорить мне с этими людьми решительно не о чем, и, собрав все свои сэкономленные на общении с ними силы, выдавил в двери новую щель и вытек оттуда на лестницу. Молча, с радостным ускорением, я запрыгал шариком ртути вниз по лестнице, преследования не последовало.

После описанных событий повестки почему-то перестали приходить. Видимо, моё дело потерялось в сюрреалистическом Зазеркалье комендатуры.

В двадцать шесть лет я поступил учиться на медиа-художника в Институт «ПРО АРТЕ», что в Петропавловской крепости, контора не государственная, военной кафедры не было, и я активно начал добиваться первых успехов на поприще современного искусства. В частности, когда мне исполнилось двадцать семь лет, и один из скандинавских фондов, который возглавляет шведская королева, выдал мне грант на поездку в Швецию как молодому и перспективному художнику, остро возникла проблема заграничного паспорта, который выдают в России только по предъявлении военного билета. Я был в розыске, и даже обычный паспорт имел ещё от СССР. Надо было срочно что-то делать.

Сначала я пришёл к «Солдатским матерям», и они подтвердили мои лучшие надежды — мне было двадцать семь, и срок военной обязанности я уже прогулял. Потом я пошёл в паспортный стол, где меня тут же посадили в аквариум как скрывающегося от армии, долго что-то обсуждали по телефону с военкоматом, но все-таки, скрипя зубами, выдали мне паспорт и отпустили. Оставалось только прийти в военкомат и просто получить военник.

Военкомат к тому времени из полуподвала на Шамшева перевели на Чёрную Речку и после потока оскорблений в справочном:

— Явился! Дезертир! Уклонист! Предатель Родины! — меня-таки заставили пройти медицинскую комиссию. Снова голые мальчишки и новое, более утончённо художественное их восприятие. Терапевт записал, что я аллергик, окулист обнаружил, что зрение хорошее, единица и ноль семьдесят пять сотых, невропатолог постучал по коленочке. А вот с психиатром, тёткой лет восьмидесяти, состоялся долгий разговор с чаепитием.