Кир Шаманов - Дурные дети Перестройки

И вдруг хуякс, прямо напротив нас, за кустами останавливается ментовская машина, начинают ругаться, хлопать дверьми менты с автоматами, сигнализация, что ли, в квартире у кого сработала? А мы только что грамм гашика на троих раскурили, только накрыло всех, слова сказать не успели, задумались каждый о своём.

— Менты.

— У нас нет нихуя с собой.

— Они нам баянов из-под скамейки в карманы набросают.

— Точно.

— Надо съёбывать.

И мы тихонечко семеним с балкона Детского Сада, три белых тени на одной большой измене. В паранойе обегаем садик вокруг и оказываемся на том же месте, откуда только что убежали, снова почти прямо перед ментами. Понимаем, что вставило не по-детски, и у всех какая-то тоска внутри появилась, решили разойтись.

Я бесшумно прокрался к своей парадной, но около неё сидела шумная компания, меня так и не отпустило, не решился туда идти в таком обкуренном невминозе. Решил пойти в скверик на место дуэли Пушкина, проветриться и перегасить психоатаку. Полумрак, хорошо, иду мимо столетних вязов и вдруг выскакиваю на картину пылкой молодёжной страсти, парень дерёт тёлку на травке, буквально в метре от меня!

«Это изнасилование, она скоро заорёт, вызовет ментов и подумают на тебя!» — сразу подумал я, хотя на изнасилование было явно не похоже. Даже вспомнилось, как там же, на месте дуэли Пушкина, со Стеничем мы запалили двух подростков онанистов. Заходим в кусты курнуть, смотрим — велики валяются. Идём дальше, зы, лежат на соломе и картонных коробках, глазки закрыли и наяривают.

Выгодно выделявший Антона факт — несмотря на торч, он всегда имел отношения с девушками, причём с девушками не наркоманками и весьма симпатичными. Помню голубоглазую малолетку, которая втюрилась в него так, что он бегал от неё по дворам, и, конечно же, Таню Диброву, которая сохла по нему лет пять, но как-то переусложнила и дала только после армии, когда уже поздно было. Антон даже хранил письма её и любил рассказывать, как он её пялил, рассыпав их по кровати, любил её, но не простил, что пока он в армии был, она дефлорировалась.

Вообще, армия не лучшим образом отпечаталась на парне. Ходили как-то с ним и друзьями на концерт The Meantraitors в Дворец Молодёжи, так Антон, один, после концерта избил компанию скинхедов, человек двадцать, которые пришли нас, неформалов, бить. Они ему почти ничего не сделали, просто цепью пригрозили, а он её отобрал и давай ей молотить, может даже гикнул кого-нибудь, там, кажется, тяжёлые раненые были.

— Если на тебя идёт толпа, надо прыгать сразу в середину, так они на некоторое время должны будут разбираться, кто где, а потом активно перемещаться внутри толпы, валя всех, не забывая бить не только в лица, но и в затылки, лучше чем-то тяжёлым, — объяснил мне невероятный урон, нанесённый противнику, лучезарно улыбающийся после драки Антон.

Потом его плотно менты приняли, со всеми причиндалами — поличное, понятые, когда он Мише Суперу вес привёз. В тюряге, в «Крестах», вручили Орден Суворова, мама грела с воли, менты не пиздили. После вручения ордена полканы его узнали, что пацан ихний в тюряге, заслали гонцов, кто-то даже лампасами ручался, и о чудо! Отпустили «на меру»!

Бухнул Антоша с фронтовыми пацанами, о чём-то там почесали, и приехал на район. Помню, тусовались у него дома с Ванчуром. Дик старый, но намытый и спокойный, батька был буйный, умер. Мебель в его комнате подростковая, видно, что за секретером уроки делал.

Прикалывались с того вечера в Садике, с белых рубашек, и невзначай заговорили, что наверняка у кого-то из нас белые трусы. Трусы у наркоманов — это табуированная тема, почти всегда плохи и грязны, и фасоны самые дегенеративные. Пошла тема представлять друг друга в дебильных трусах. Даже сняли штаны для демонстрации трикотажных достоинств, дескать трусы не у как торчков. Ванчур оказался в мажорских велосипедках до колен, серых, мама подарила. Я — в плавках-шортиках с пижонскими выточками синего цвета. Антоша же сиял снежно-белой классикой, эффектно облегающей и подчёркивающей достоинства. На следующий день уже они с Ванчуром замутили.

Был у нас на районе мент один, из афганцев бывших, Алимпиев. Ненавидел всех торчков. Пиздил в мусарне нещадно, до инвалидности. Мише Озерову отбил селезёнку, которую потом удалили, еле жизнь спасли — всего-то чувак гашиком приторговал. Алимпиеву хоть бы что, продолжил работу. Так вот Антошу как чеченского ветерана афганский ветеран почему-то ненавидел особенно жгуче. Наверное, думал, что он после Чечни будет мочить кого-нибудь?