Паула Уолл - Последнее слово за мной

Кайенн скрестила руки на груди.

— Его ставило в тупик, что другие мужчины настолько одержимы этими непостоянными созданиями. И вот он задумал изваять статую, которая посрамила бы реальных женщин и показала миру их слабости и недостатки. Скульптор трудился не покладая рук, днями и ночами, не упуская из виду ни малейшей черточки. Дуги бровей, изгибы бедер, безмятежное выражение лица. Он вливал в статую все свои силы, наделяя ее такой безупречной красотой, что не верилось, будто она выточена из камня. Когда работа была закончена, скульптора постиг тяжкий рок. Создатель влюбился: глубоко, страстно и навсегда, — в свое собственное творение. Но когда он поцеловал ее изящно очерченные губы, она не шелохнулась. Он прижимался щекой к ее груди, но девушка оставалась холодна как камень. Не случалось еще на свете более безответной любви. Не было человека несчастнее его. Он любил женщину, которая не могла ответить ему взаимностью.

Кайенн подалась назад.

— Вот дурак, — сказала она. — Этот скульптор просто круглый дурачина.

— Почему же это?

— Любовь — это не то, как люди выглядят. Это то, что они чувствуют. В темноте.

Она потянулась через столик к Левону. Ее янтарные глаза приковывали его так крепко, будто она держала его голову обеими руками.

— А вы что чувствуете в темноте, мистер Севье?

Левон, которому никогда не приходилось лезть за словом в карман, на этот раз лишился дара речи.

С того вечера Левон по-прежнему сидел за столиком с открытой книгой, но все его внимание было устремлено на Кайенн Мерривезер. Рядом с ней вечно крутилась маленькая белая девчонка с длинными черными волосами. Кайенн обращалась с ней как с дочкой и постоянно давала мелкие поручения: то протереть столы, то помыть стаканы. Когда посетителей было немного, она ставила девочку на деревянный ящик у плиты и учила готовить.

— Миску надо держать одной рукой, — ласково объясняла Кайенн, взяв Дикси за руку и показав, как обхватить большую деревянную миску, — а помешивать другой.

— У вас очень вкусный хлеб, — торопливо сказал Левон, заметив, что они поймали его взгляд.

— Секрет хорошего хлеба в том, — сказала Кайенн, забирая у него пустую тарелку, — чтобы тесто было гладким, а жир для выпечки — горячим.

И она произнесла это таким тоном, что лицо Левона вспыхнуло.

Левона поражало, что Кайенн знает всех до единого посетителей по именам и держит все заказы в голове, не записывая. Его изумляло, как ловко она скользит между столиков с полными руками тарелок, легкая, как танцовщица. Его восхищал ее язычок, острый как бритва.

Левон видел то, чего не видели другие мужчины, ослепленные страстью к ней. Кайенн Мерривезер в заляпанном соусом фартуке и повязанной вокруг головы красной бандане держалась, как королева.

Каждый понедельник, вечером, протерев все столы и повесив на двери табличку «закрыто», Кайенн садилась за столик для пикников напротив Левона. Всю неделю перед этим он штудировал историю, которую собирался ей рассказать. Она слушала с детским восторгом, а потом отвечала с мудростью взрослой женщины. Он не уставал удивляться, как ей удавалось разглядеть в каждой истории то, что ускользало от его внимания.

— Поутру на земле будет иней, — сказала она однажды вечером, когда они наблюдали за баржей с песком, проплывавшей мимо по реке.

— Да, — согласился он.

В воздухе чувствовалось приближение холодов.

— Мистер Севье, я стала бы вам хорошей женой.

Его молчание заставило ее продолжить.

— Я знаю, я необразованна.

— Дело не в этом.

— К тому же, я не ангел.

— Я никогда и не собирался жениться на ангеле, мисс Мерривезер.

Левон помнил, как смотрят на нее другие мужчины.

— Будете ли вы счастливы с таким…

Он избегал ее взгляда.

— …с таким, как я?

— Мистер Севье, ни с кем другим я счастлива не буду.

Левон протянул руку через стол, пока кончики его пальцев не встретились с ее пальцами. Это было первое их соприкосновения, и от волнения оба задрожали.

Матери и сестре Левона хватило одного взгляда на Кайенн, чтобы вынести ей вердикт. Муж сестры замечтался, и женушка наградила его подзатыльником.

— Сынок, — промолвила миссис Севье, сжав губы так, что они превратились в тоненькую ниточку. — Я растила тебя не для того, чтобы ты женился на всяком отребье.

Семейство Севье сидело за привычным для Левона столиком для пикников у реки. Жаркое давно остыло. Прямая, как палка, и одетая будто на похороны миссис Севье была недовольна буквально всем. Ее внук потянулся за картофелиной, и она шлепнула его по руке.