Александр Покровский - Система (сборник)

Через день меня заменили.

Я попал снова в свою роту – там уже командовал Буба.

Дело в том, что обе наши роты на пятом курсе объединили, и командиром объединенных рот у нас стал Радинский, а он немедленно сделал старшиной роты не нашего Колю Видасова, а «варяга» из дозиметристов – Бубу.

Я с Бубой сейчас же сцепился, но до драки не дошло. На стороне Бубы выступили дозиметристы, по-нашему, «дозики», которых мы всегда считали недоумками.

На моей стороне не выступил никто – конфликт погас, Буба так Буба.

Потом я встретил его в том же Северодвинске, куда все приходили на отстой.

Буба был жалок, от пьянства у него плохо работали почки.

Во мне он сочувствия не нашел.

На пятом курсе писали дипломы. У меня была работа по сорбции радиоизотопов на фосфатцеллюлозе.

По тем временам наши лаборатории были неплохо оборудованы.

Помню, как мне давал консультацию начальник кафедры радиохимии.

– Николай Николаич! Цезий не садится.

Тот, думая о чем-то своем, загадочно:

– Дол-же-н сесть!

Вот и вся консультация.

Раз должен, значит сядет.

Цезий у меня сел.

Тогда входил в моду метод математической оптимизации. Мне его поручили, и я им моментально овладел.

Сначала планировалось, что с использованием этого метода будет только мой диплом, потом куда-то позвонили, и оттуда дали указание, чтоб подобный метод использовался при защите диплома во всем классе радиохимии. То есть, беда, то есть, у всех.

Я скоренько прочитал своим собратьям лекцию, рассказал о методе, но времени оставалось мало, и тогда я сделал эту несчастную оптимизацию для каждого диплома.

За банку сгущенки.

Ох, и поел я сгущенки напоследок, ох и поел!

А с Камнем мы договорились не на сгущенку, а на плакаты.

Ему ничего не стоило плакатным пером навалять лишний десяток демонстрационных схем.

Камень у нас в роте все время писал стенгазеты, лозунги и плакаты.

А Стукалов мне банку сгущенки зажал, и я с ним последние полгода не разговаривал.

Договорились же: я сделаю, а за тобой банка!

Был еще государственный экзамен по научному коммунизму. Там меня спросили, что такое «советский патриотизм». Я ответил, что это любовь к родине. Тогда меня спросили: чем отличается советский патриотизм от патриотизма американского. Я сказал, что ничем. Оказывается, отличается. «Советский» предполагает еще и любовь к коммунистической партии.

На выпуске мы в классе написали мелом на доске: «До пенсии двадцать лет!»

Было жарко. Мы в белых лейтенантских тужурках только что произведены в офицеры.

Нас собрали в столовой пятого курса.

Ее только выстроили и в ней только-только начали давать на завтрак дополнительное яйцо.

На выпуск приехал первый заместитель главкома адмирал Касатонов.

Свита его держалась почтительно, училищные клерки порхали, а мы, застегнутые в горло, изнемогали от палящего зноя.

Желтые пятна от пота остались на той моей лейтенантской тужурке навсегда.

Нам позволено было выпить по бокалу шампанского. К нему полагался «свадебный обед» с мясом.

Распаренный красноликий Касатонов романтически смотрел вдаль.

В разгар обеда прозвучала команда: «Заместитель главкома разрешает вам. (мы застыли в надежде на снятие галстука) расстегнуть (галстук?) верхнюю пуговицу.» – блядь! Это он о рубашке.

Мы расстегнули не только верхнюю пуговицу. Мы расстегнули все пуговицы снизу и все равно чуть не сдохли.

Вечером у нас был свой банкет. С песнями и пьянством.

Мы получили по две лейтенантские получки, а это четыреста рублей, я столько денег сразу в руках никогда не держал. Я вручил их бабушке – она тоже не знала, что с ними делать. Все ходила по квартире, зажав в руке.

Мы купили на них одежду для моих младших братьев, а на дорогу на север и на какое-то время там я заработал тем, что месяц отпуска подрабатывал грузчиком.