Вернувшись домой однажды вечером, я обнаружил письмо из Восточного Берлина. Мне писала некая Роза Хабе, недавно прочитавшая мое объявление. Газетная страница, где оно было напечатано, случайно оказалась в посылке от ее подруги из Западной Германии. Интересуюсь ли я по-прежнему судьбой Фолькера Фонландена?
Я позвонил госпоже Хабе, и она пригласила меня к себе в Панков [24] Панков — городской район Берлина.
в воскресенье. Я пришел с букетом цветов, самым лучшим, какой только можно было раздобыть в восточноберлинской цветочной лавке, — похожим на жалкое оперение полудохлой курицы. Она обрадовалась букету, как чему-то драгоценному, я так и не понял, была ли это искренняя радость или ирония. Она была уже очень пожилой, но еще крепкой женщиной, говорила тихо и отчетливо и двигалась изящно. Она провела меня на веранду и угостила чаем.
— Вы описываете в вашем объявлении два главных события в жизни Фолькера Фонландена и приводите две его публикации. Чем же он интересен с исторической точки зрения?
— Не могу сказать. Иногда мне что-то подсказывает чутье, а оно редко меня подводит, хотя иногда это случается.
Она посмотрела на меня с некоторым сомнением во взгляде, но вполне дружелюбно.
— Все эти усилия только из-за того, что вам что-то подсказало ваше чутье?
Я рассмеялся. И рассказал ей о своих дедушке и бабушке, о романе про человека, вернувшегося с войны, о доме 38 по улице Кляйнмайерштрассе, о военных корреспонденциях и о возможных контактах автора с гаулейтером Ханке.
— Я ведь не историк. Я назвался историком, чтобы к моему объявлению отнеслись серьезно. Однако ни от кого, кроме вас, я не получил серьезного отклика.
— Я бы в любом случае откликнулась. — Она покачала головой. — Стало быть, дело нечисто? Для нас он был Вальтером Шоллером, а когда его какой-то человек окликнул на улице и назвал Фолькером Фонланденом, то он так спокойно, без тени волнения сказал, что тот ошибся, и мы, присутствовавшие при этом, ни на секунду не усомнились в его правдивости, а тот, кто его окликнул, наоборот, решил, что обознался. Однако после этого случая он вдруг пропал, совершенно неожиданно, не попрощавшись.
— Все-таки в вашей памяти сохранился тот случай, когда его назвали Фолькером Фонланденом. Может, потому, что у вас уже были какие-то подозрения?
— Подозрения? Не было у меня никаких подозрений.
Однако она ничего не сказала о том, почему она все же запомнила тот случай, а я настаивать не стал. Она сказала, что он исчез не попрощавшись, значит, они были близко знакомы?
— Чем занимался Вальтер Шоллер?
— До осени сорок шестого года он заведовал культурным отделом газеты «Ночной экспресс» и сам для нее писал: театральная и литературная критика, эссе, рассказы. Нам казалось, что он дружен с майором Советской военной администрации, который был, собственно, главным редактором, руководившим из-за кулис, это был маленький, толстенький и хитроватый еврей из Ленинграда. На переднем плане, конечно же, фигурировал немецкий главный редактор, а «Ночной экспресс» был якобы политически независимым массовым изданием.
— Неплохая карьера для человека, который явился из ниоткуда.
— Он вовсе не явился из ниоткуда. Он еврей, родом из Вены, прятался от преследований в доме родителей в Альпах, но зимой сорок четвертого-сорок пятого его выдал сосед. Он помнил имена и лица тех людей, своих товарищей по Освенциму, которых нацисты убили перед самым концом. А на локтевом сгибе у него была наколка с лагерным номером.
— Не может быть!
— Я помнила этот номер наизусть, пока, — тут она покраснела, — со мной два года назад не случился удар. Знаете, я его в то время взяла как бы под свою опеку. Он был бесприютным, как многие отпрыски буржуазных семей, покинувшие свой круг и все же, вопреки всем усилиям и всем стараниям, никогда окончательно не вошедшие в наш круг. Поэтому его и Бехер [25] Бехер, Йоганнес Р. (1891–1958) — немецкий поэт, сын высокопоставленного юриста, после 1917 г. примкнувший к коммунистическому движению. После 1945 г. играл ведущую роль в культурной политике ГДР.
любил. Чувствовал в нем родственную душу.
— А что он рассказал о судьбе своих родителей?
— Их арестовали сразу после аншлюса, отец его был адвокат, принимал активное участие в политике, а мать занималась психоанализом. Больше он их не видел.
— А вы не пытались узнать, был ли в Вене в тридцатые годы адвокат по фамилии Шоллер? Или адвокат по фамилии Фонланден?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу