Михаил Веллер - Веритофобия

А они? Они звери, режут головы людям по факту принадлежности к группе: христианам, американцам, белым.

И только один народ на земле несет сегодня коллективную ответственность за то, чего вообще никто конкретно из ныне живущих не совершал: это немцы. В них живет вина за Вторую мировую войну. Хотя уже вышли на пенсию старики, которые родились после этой войны.

…А теперь к делу.

Человек — животное социальное. Существует только как часть социума. Един с ним как клетка культурного тела: языком, кровью, местом, поведением, мировоззрением и историей. Его причастность к свершениям и славе своего социума естественна. Может ли он быть причастен к социуму наполовину: ко всему хорошему да — ко всему плохому нет? Ответ очевиден.

Понятно, что гений и герой — порождение и часть народа: он был рожден и воспитан, его кормили и учили, у него были родственники и друзья, помощники и руководители, — и только как один из узелков или побегов этой гигантской паутины, сети — он и смог что-то сделать. Без социума он был бы никто, его свершения были бы невозможны. И все, кто своим трудом участвовал в его появлении и формировании — причастны к его делам. А без всего народа — и их никого бы не было.

А без его влияния — и мы, потомки, были бы другими. Так что Пушкин и Менделеев — это в некотором смысле и мы тоже. Еще одно: гордиться — значит подражать.

А Иван-дурак? А Емеля-лежебока? А Малюта Скуратов? А подавление венгерской революции 1848 года? А агрессия против Финляндии-1939? Разделы Польши 1772, 1793, 1795, 1939? Аннексия Прибалтики-1940? И вот тут Россия заявляет, что она ни в чем не виновата — но прибалты и поляки не согласны.

Смотрите: русские гордятся причастностью к борьбе с Наполеоном и Гитлером — но отрицают свою причастность к варшавской резне Суворова или подавлению Венгерской революции-1956: «Но мы-то при чем, которые там близко не были?».

Насколько я могу судить: евреи гордятся вкладом в науку и культуру, ощущают свою причастность народа-жертвы к еврейским погромам от Хмельницкого до Петлюры, скажем, — но категорически отрицают свою причастность как людей того же народа к террору Гражданской войны, когда евреи Бела Кун и Розалия Залкинд руководили расстрелами десятков тысяч людей в Крыму, Урицкий командовал Петроградской ЧК, роль Троцкого известна, роль Свердлова известна так, что весьма темна. И далее Ягода командовал НКВД, Френкель и Берман создавали ГУЛАГ, и вообще перечень длинен. «Но вот к этому мы отношения не имеем, ну мы-то здесь при чем», — такова стандартная реакция. Хотя антисемиты ставят в вину всем евреям все, что они когда-либо делали, плюс то, чего не делали.

И вот современный и актуальный пример. Полицейский в США застрелил очередного черного преступника, не подчинившегося приказу и оказавшего опасное сопротивление, — внимательнейший суд полицейского оправдал. И все черное население городка, или мегаполиса, или штата, или по всей стране — выходят на демонстрации протеста, устраивают погромы, грабят магазины и жгут машины; полицейских везут с травмами в госпиталь, вводят национальную гвардию, рьяных зачинщиков пытаются арестовать.

Расовое сообщество ощущает свое единство с убитым и демонстрирует свою ответственность за его судьбу. Плевать, что он преступник! Главное — он наш! А не наши убивают нас, гады!

Преступник и жертва здесь в одном лице. Братья по расе заявляют свое единство с жертвой — зная об его преступной социальной сущности. Но полиция не смеет заявить об единстве его братьев по расе с преступником.

Известна очень высокая криминализация афроамериканцев, их склонность к насилию и неподчинению законам и властям. Но говорить о склонности к криминалу вслух нельзя. Это расизм. Однако мы сейчас о частности: говорить об ответственности черной общины за преступника — нельзя! Он — отдельный антисоциальный элемент. А группа — она не отвечает за это.

Когда его застрелили — община за него отвечает, и буйно отвечает.

Когда он всю жизнь грабит — община за него не отвечает.

По факту: группа объявляет свою ответственность за преступления того парня. Да, мы его защищаем, оправдываем, нам плевать, что он преступник, он наш.

И. Бунт не обязателен. Бунт редок. Бунт — это лишь экстремальное проявление своей причастности к преступнику в случае его конфликта с властью. Мы фиксируем эту причастность как основу, базовый уровень бунта в поддержку: он наш! Но мы же отрицаем эту групповую причастность как соучастие в рождении криминала: а мы при чем?..