Борис Екимов - На хуторе

Вернувшись, Холюша пригласил гостя:

– На стулку садись.

Митька на лавки взглянул, засмеялся:

– А этих чертей нету?

– Нету, рано еще, – успокоил его Холюша.

Когда-то, по весне, зашел Митька к Холюше, и чуть было родимчик его не хватил. В полутьме комнаты вдруг увидел он, что со всех сторон, из-под лавок, с шипом тянутся к нему белые змеи. То были гусыни. Штук двадцать сидело их на яйцах, здесь же, в доме, под лавками.

– Как живешь-можешь, Халамей Максимыч? – с подходом начал Митька разговор.

– Какая наша жизня, – пожаловался Холюша. – Еле чикиляю. Оровое место, – потрогал он поясницу, – нудит и нудит. На попово гумно сбираюся. Пора.

– Не беднись. Ты еще здоровее меня. Такое хозяйство содержишь. Цельный колхоз. Прешь и не кряхтишь.

– Приходится, Митрий… Кто же за меня делать будет? Чужие люди не придут.

– А ты б прижаливал себя. Помене всего держал.

– Да как же… Так уж… – развел руками Холюша.

Митька вдруг рассмеялся.

– Чего дыбишься?

– Мы с тобой, Халамей Максимыч, одной породы.

– Эт какой?

– Алкоголики.

– Это почему?

– Я на водке помешанный, – объяснил Митька, – а ты на скотине. А? Как? – и победно рассмеялся.

– Нас властя призывают… – оправдался Холюша. – Разводитя… Кормитя города…

– Тебя и не призывали. Воспрещали, а ты свое лепил.

И вправду. Были крутые, лихие для хуторян времена, когда и землю отбирали, и не давали травинки косить, то запрещали, другое ограничивали.

Но при любых обстоятельствах никогда никто не сумел низвести Холюшу. Может, потому и терпели его, что всегда и во все времена первым платил он все налоги, страховки, сборы, обложения; по любым поставкам – мясо, молоко ли, яйцо, шерсть – первым на хуторе отчитывался. Облигации выкупал враз и наличными.

Холюша законы уважал, и не то что побаивался, а старался быть с ними в ладу.

– А как же, – не сдавался Холюша. – Призывают властя. Надысь в конторе говорили, новая положения вышла. Там все прописано, про землю и про скотину. Водитя, мол, сколь смогете. Ты не слыхал?

– Да вроде слыхал, – ответил Митька. – Закурю я, Халамей Максимыч. А то у тебя дух какой-то, курями воняет.

– Четыре куренка задристали, – объяснил Холюша, – я их под печь посадил, пускай греются.

– Головы б им посек – и вся недолга…

– Головы отвернуть всякий смогет, а ты вот подыми их. Почему вот у меня все водится, а? Ничего не дохнет?

– Почему водится… Хозяин ты хороший, вот и водится. Гусят умеешь выводить не хуже гусыни…

– Матеря это, матеря меня научила. А колготы сколько, Митрий. Печь топи и топи. Яйца перекладывай да перевертывай. Полазишь по этой печи, ни дня ни ночи не знаешь. Господи… А люди завидуют. А с индюками сколь я беды принимаю… Уж такие квелые… Ты-то их тоже держал?

– Все подохли, – сказал Митька.

– А я из полтора сот четырех всего упустил, – горделиво сказал Холюша. – Люди вот завидуют, говорят, в руку пошли. А сколь я беды с ними принял, ум замрачился. За всем доглядеть надо. За всякой животиной. Вон дох нападает. На коз да овечек, у кого – на курей. Лечить надо, не лениться. Телят понесет, белоголовник оттапливаю и пою. Коз да овечек – крушиной. Всякая трава пользительная. Сбирать надо, не лениться. Тогда и дох не нападет.

– Конечно, Халамей Максимыч, ты из хозяев хозяин. Всю жизнь на этом деле.

А Холюша вдруг вспомнил свою беду и пожаловался:

– Ты не слыхал, Митрий, не передавали?.. Ныне ночью опять ко мне приезжали, ночные гостечки, провались они в тартарары.

И он пересказал все, что было, и что думал, и чего опасался.

Просидев положенное, Митька просьбу свою выложил, о деньгах. В ответ пришлось выслушать долгие жалобы на великие расходы и, конечно, на Кольку Калмыкова, который полсотни взял, а потом отдавать не хотел. Этот Колька Калмыков, дед Николай, лет пять уже на кладбище лежал.

Но в конце концов Холюша согласился:

– Ты поди покури. А я счас тут…

Митька с готовностью поднялся и вышел на крыльцо. Усмехнувшись, подумал, что неплохо бы подглядеть, где прячет свои деньги Холюша. Люди разное говорили. И что носит он их на шее, на гайтане. И что в гармошку прячет. Дескать, вся гармошка, полные меха деньгами набиты. Всякое говорили.

Хозяин вышел, вынес деньги, десятками, сказал:

– Перечти…

Митька послушно пересчитал, начал благодарить, прощаться. Холюша сказал:

– Тоже надо бечь. На ферму. Ребят попросить соломки подвезть.

– Зачем тебя солома? Подстилать?

– Не, скотину кормить.